Пока что работа бесшумного пистолета-пулемета его устраивала, и Андрей, подходя к складской двери, сменил полупустой магазин полным.

Склад походил на нижнюю палубу парома, предназначенную для автотранспорта. Помимо легковых машин, выстроившихся, как на парковке, с правой стороны, слева находились ящики с английскими системами рентгеновского контроля и другое оборудование. Андрей продвигался по складу, снова слыша фон голосов, по левой стороне, от одного ящика к другому. Склад был хорошо освещен – не привычными лампами накаливания, а лампами дневного света, дающими «проникающее» голубоватое свечение. Андрею даже показалось, что он не отбрасывает тень.

Плохо дело, прикинул он по истечении нескольких секунд, которые прошли в наблюдении за второй половиной склада. В первую очередь он увидел Виктора Инсарова, стоящего на ящике, возвышающегося над всеми, кто находился рядом. А это четыре человека, включая генерала Тараненко. «Отборные части, – пронеслось у него в голове. – Этих наскоком не возьмешь».

Он ретировался. И лишь снова оказавшись в середине склада, выругался. Он в течение доброй минуты глазел на противника и пропустил мимо ушей все слова, сказанные генералом своему бывшему подчиненному. Ловил фон. В этой связи ему припомнились слова Виктора Инсарова: «Придется поднять твою жестокость до уровня „голубого берета“. На твоем фоне я не должен выглядеть бледно». Сейчас он выглядел бледно... и на фоне Андрея.

Думай, соображай, подстегивал он себя. Но единожды упомянутые слова Инсарова притянули другие, произнесенные им на острове: «Страх будет мешать тебе в экстремальных ситуациях. Он же заставит тебя собраться». Андрей не мог ответить на вопрос, страшно ли ему было. И все же нашел подходящий ответ: «Иначе бы я сюда не пришел». Он лукавил перед собой, потому что истина была рядом: он боялся того, что сможет убить начальника таможенного комитета или кого-то из его окружения, как несколько часов назад жаждал и все же боялся убить Виктора Инсарова.

Основные черты предстоящей работы все четче вырисовывались в голове. И Андрей отдавал себе отчет в том, что больше руководствуется временем, тающим на глазах. Отсчет шел уже на секунды. Андрей еще острее осознал это, когда сумел выделить из фона слова Сергея Тараненко: «Как сказал классик, нужно убить человека, чтобы узнать, что он жив».

Больше Андрей не потерял ни секунды.

Генерал, видимо, был ценителем не просто немецких машин, а конкретной марки. В этом складе скопилось полтора десятка «Мерседесов», начиная от седанов и родстеров-купе и заканчивая дорожной версией гоночного авто. Именно к ней подошел Андрей, выглядевший в черном облачении как ниндзя. Он не подозревал, что это уникальная машина, изготовленная для весенних автомобильных гонок «Двадцать четыре часа Ле-Мана». Если бы у этой машины были крылья, она, набрав максимальную скорость в 350 километров в час, могла взлететь. Андрей осторожно потянул за ручку, и дверца неожиданно открылась вверх. Удивляться времени не было, и Чирков сел в кресло, отыскивая глазами, на месте ли ключ зажигания. Повернув его, он неоправданно глубоко утопил педаль газа. 12-цилиндровый мотор, развивающий мощность свыше шестисот лошадиных сил, взревел...

Тараненко обернулся на шум мотора своей любимой машины и подавил в себе желание броситься в «коллекционную половину „мерсов“. На этой машине он и нередко его дочь гоняли по рулежным дорожкам аэродрома, представляющим собой отличную гоночную трассу. Он быстро сориентировался в этой ситуации и нашел глазами Игоря Куницына.

– Твои придурки балуются с машиной! Усмири их, или я тебя усмирю! – Генералу пришлось надрывать голосовые связки. Он смотрел только на Куницу и словно забыл про Инсарова, который послал долгий взгляд в глубину склада...

Куница поправил оружие и пошел «усмирять придурков». Мерзликин нашел причину оставить Тараненко и Инсарова наедине, точнее, под присмотром Шульгина, и составил компанию товарищу.

Андрей с надвинутой на глаза «сферой» успел приготовиться к атаке: поднял дверцу со стороны пассажира и вооружился двумя «ингрэмами». Один смотрел в проем левой дверцы, другой – правой. Поднятые дверцы гоночной машины, похожие на ангельские крылышки, словно приманивали противников, указывали направление. И Куница с Зубочисткой автоматически разделились. Оба видели в салоне призрачную фигуру в черном, и она казалась обоим знакомой, своей. Ученик превзошел учителя, когда планировал отстреляться «по-инсаровски», с двух рук, через тяжелые глушители, которые сводили на нет увод пуль с линии прицеливания.

Куницын первым нарисовался в широком дверном проеме, секундой спустя свет с правой стороны загородила фигура Мерзликина. Оторопь бывалых спецназовцев продлилась ровно столько, сколько понадобилось Чиркову, чтобы сказать:

– Знаете, что такое баланс? Это когда автомат в одной руке и автомат в другой.

Он придавил спусковые крючки, и «ингрэмы» фыркнули в его руках, наполовину опустошая магазины. Андрей бросил взгляд вправо, влево, заглушил двигатель и вышел, переступая через тело Игоря Куницына. Пули прошили ему верхнюю часть груди и шею, изо рта валила кровавая пена. Его горло судорожно дергалось, выталкивая все новые пенные шапки. Он походил на рыбу, задыхающуюся на берегу... шведского озера Меларен.

Появившись на пороге второй половины склада, Андрей взял инициативу в свои руки, дав знать о себе, в том числе и визуально. Отстреляв последние патроны по потолку, он отбросил «ингрэмы» в стороны и тут же вооружился «вулами», вскидывая их на уровень плеч.

– Всем стоять! – громко выкрикнул он. – Вас было восемь, осталось только двое. А сейчас останется один. Эй, ты! – прикрикнул он на Шульгина, потянувшегося к оперативной кобуре. – Руку отстрелю!.. Я Андрей Чирков – если кто-то из вас не догадался.

Он воспользовался полнейшим замешательством противника и, сближаясь с Тараненко, сбил его с ног подсечкой.

– Эй! – Он снова привлек внимание Шульгина. – Достань свою пушку двумя пальцами и брось к моим ногам.

Шульгин повиновался, не без интереса поглядывая на парня.

Андрей отшвырнул его пистолет ногой.

– А теперь сними наручники с Виктора Петровича. Пошевеливайся, урод!

Шульгин, полагаясь на свой опыт, решил вывести противника из равновесия. Он открыл наручники и бросил их на пол. Сделав шаг от Инсарова, он сказал Андрею:

– Таких, как ты, я начал убивать тайком от родителей. Это было давно. Когда твоя мама делала первый минет. У нее была большая грудь – я трижды выстрелил в нее.

Андрей, не глядя на Инсарова, бросил ему один пистолет и прерывающимся от ненависти голосом сказал Шульгину:

– Ты пойдешь со мной.

Виктор покачал головой, но не стал останавливать партнера, который сделал свой выбор. Он уважал даже этот его безрассудный шаг. Однако он, глядя вслед Андрею и Шульцу, не увидел в последнем погонщика, а Чирков не походил на жертвенного ягненка.

В этой половине склада стоял удушливый запах выхлопных газов. Гоночный автомобиль проработал на холостых оборотах совсем немного, а надымил, как грузовой «Урал» на затяжном подъеме.