Весьма показательно восприятие июльских событий столичной общественностью, в частности, теми, кто разделял правые, монархические воззрения. В письме от 11 июля 1914 г. С. Облоухова, излагавшая своё мнение о событиях прошедшего дня известному депутату Государственной Думы В. М. Пуришкевичу, в частности, отмечала: «Вчера, 10-го, после ловкого и своевременного ареста забастовочного комитета, рабочее стадо (здесь и далее выделено мною – И. С.) сразу охладело и пошло на убыль…. Рабочие сыграли роль бессмысленного стада, а громили город беспаспортные хулиганы, бродяги и школьники»[701]. Облоухова, возлагая все надежды на «хорошую» работу полиции и опасаясь «второй революции» после событий 1905 г., продолжала ниже: «Если же не вырвать этот рабочий скот из рук революционеров, которые вертят им, как хотят, то, что сейчас происходит в Петербурге, будет повторяться ещё в больших размерах, и тогда житья в России совсем не станет»[702]. Это письмо – яркий пример того, как в нашей стране общественность в очередной раз хоть и предвидела возможность революционных потрясений, но ничего не делала реально для их предотвращения, а, самое главное, была далека от народа, его жизни и восприятия действительности, от осознания того, что тот же столичный пролетариат – вовсе не «стадо», не дикие люди, что этот класс российского общества уже очень сильно политически и культурно вырос, понимает и способен (в том числе вне зависимости от революционной пропаганды) отстаивать свои интересы перед властью, в том числе прибегая к такой организационной форме, как Советы.

Тем временем, заграничные деятели партии эсеров всё-таки получили сведения из первых рук о петербургской организации. Материалы агентуры Департамента полиции в Париже свидетельствуют о том, что представители петербургских эсеров смогли доложить сведения об организации, возникшей в столице в 1913 г., Парижской группе содействия ПСР. На собрании группы доклад сделал некий Померанцев. Представляется, что это – партийная кличка Ивана Бартенева, члена Сазоновской группы ПСР, которому удалось скрыться от арестов в 1913 г.; в связи с его ранней смертью в 1915 г. в издании «Жизнь» был помещён некролог[703]. Померанцев на собрании Парижской группы, состоявшемся 16 июля 1914 г., сообщил, что первые серьёзные эсеровские организации (городская – Петербургская, рабочая и интеллигентская) появились в 1912 г., в 1913 г. ими было принято совместное решение об объединении. Созванная в мае 1913 г. Учредительная конференция создала единую петербургскую организацию эсеров и письменно просила Париж о присылке делегата от ЦК, но не получила даже обратной связи по своему запросу. Эсеры поддерживали отношения с профессиональными и страховыми организациями, но чисто личного характера, хотя представители рабочих и учащейся молодёжи были в них задействованы. Бартенев-Померанцев сообщал, что сведения имел по ноябрь 1913 г. (собственно, потому, что с арестом Сазоновской группы он скрылся от полиции). Подводя итоги, докладчик отмечал, что, хотя «последнее время сильно заметно оживление во всех отраслях революционной деятельности», на существующую революционную деятельность эсеров он смотрел пессимистически[704]. Выступившие вслед за Бартеневым-Померанцевым участники собрания (в том числе С.Н. Каллистов, Б.Н. Воронов) вступили в дискуссию о тактике и методах борьбы эсеров, споря о том, насколько актуальны нелегальная работа, террор как основные средства достижения целей партии в настоящее время. Однако основная оценка деятельности именно петербургской организации эсеров была дана, и, судя по агентурным сведениям о собрании, сама эта деятельность для его участников интереса не представляла.

Интересно, что, несмотря на отсутствие в последующие месяцы реального Совета рабочих депутатов и выражения самой этой идеи, лица, которые состояли в эсеровском Совете или были связаны с ним, продолжали революционную деятельность. Так, Иван Клюев и Иван Царёв, являвшиеся ранее членами Совета от соответственно Нарвского и Выборгского районов, планировали в декабре 1914 г. выпустить две прокламации – к очередной годовщине «Кровавого воскресенья» 9 января 1915 г. и о текущем моменте в стране. Предполагалось, что прокламации напишет делавший это ещё в 1913 г. Константин Белорусов, освободившийся из тюрьмы, а подписаны они будут от имени «Старого Петроградского комитета ПСР»[705]. По сведениям агента Петроградского охранного отделения «Пешехонова», Белорусов предпринимал усилия по возобновлению партийной работы, говорил о том, что в Петрограде появились бывшие члены старого ПК ПСР Гусев и Максимов[706]. Белорусов подумывал провести экспроприацию в провинции с участием сорганизовавшихся местных эсеров. Кроме того, группа старых членов ПК ПСР предполагала выпустить статью «с призывом к вооружённому восстанию и протесту против войны»[707]. Тем не менее, как свидетельствуют агентурные сведения охранного отделения, вопрос о воссоздании Совета рабочих депутатов ПСР они не поднимали.

Из обрывочных агентурных сведений также известно, что осенью 1914 г. состоялось какое-то собрание местных эсеров об отношении к войне и текущему моменту. Некий Александр Волков являлся «душой всей группы, именующейся “Делегатским советом Петербургской ПСР”, в которую он входит представителем от Архитектурно-строительного союза»[708]. В докладе охранного отделения от 8 ноября 1914 г. говорилось, что Волков – рабочий-печник, стоит во главе «Городского района партии социалистов-революционеров», в котором также состоят каменщик Сергей Сарыгин, живописец Александр Чуркин, слесарь Иван Кузьмичёв, Николай Королёв (проживал с отцом, имевшим чайную лавку). Поскольку агентура установила, что они собирались заняться печатанием каких-то документов, был произведён обыск в ночь на 8 ноября, в результате которого были обнаружены прокламации от имени «Городского района». Прокламация содержала призыв к борьбе с войной[709]. Организация, таким образом, была ликвидирована; возможно, «Делегатский совет» – это её первое название, которое по каким-то причинам было изменено, однако агентурные сведения с информацией о «совете» физически повреждены (порваны), поэтому возможны только предположения. Во всяком случае, даже если это была попытка возрождения эсеровского Совета, то она ничем не кончилась.