Посрамив боевую мощь Корпорации «Вифлеем-Арес», Чудесный Злюка нацелил язык на высокий балкон, туда, где прятались директора Компании. Жирный Директор, Худой Директор и Умеренно Мускулистый Директор мгновенно сморщились до дрожащих комков, угрызаемых совестью.

– Ой, не-надо-не-надо-не-надо, – умоляли они, душимые собственной желчью и рвотой, но насмешка язвила их все сильнее, и сильнее, и сильнее, разбивая в пух и прах всякое их гадкое и постыдное деяние. Насмешка рвала одежду на клочки, бичевала и рубила тела, и могущественные Директора кричали и выли, но слова их резали, резали, резали, резали и рубили, пока от Директоров не остался мертвый пузырящийся фарш на ужасающе дорогом ковре.

Робот-двойник Джонни Сталина смотрел на подрагивающие горки фарша брезгливо, но и в замешательстве. Он не мог понять, что произошло; он понимал только, что Директора оказались слабы и каким-то непостижимым путем доказали свою неполноценность. Сам он слабым не был, и неполноценным тоже: роботы обладают иммунитетом к сарказму. Недопустимо Директорам Компании быть такими слабыми, когда он и ему подобные столь сильны. Робот послал механическим товарищам нейтринно-импульсный призыв: при первой возможности собрать экстренное совещание и спасти Компанию от самой себя.

На ступеньках замолчал Жан-Мишель Гастино. Его мутантский сарказм унизил Корпорацию «Вифлеем-Арес». Люди вставали с четверенек – дрожащие, ошарашенные, ничего не понимающие. Он смотрел на детей в девственно-белом, на бедных дурацких Дуроменов, на трясущихся рабочих и лавочников, репортеров и операторов, у которых, когда он высвободил мутантскую мощь по полной, потрескались объективы и полопались микрофоны; он смотрел на голь перекатную, и гунда-шушеру, и бедных глупых людей, и ему было их жалко.

– По домам, – сказал он. – Все по домам.

Тут по заранее согласованному сигналу пять транспортных легкачей, незримо висевших над этой драмой, сбросили поля-невидимки – и вторжение на Дорогу Запустения началось.

Таасмин Манделья, цифровая охотница, гналась за добычей в глубинах лабиринтоподобного Стальтауна. Так хорошо ей было один раз в жизни – когда Блаженная Екатерина низошла на ее сухую скалу в пустыне. Но на сей раз природа чувства была совсем иной. Чудо-пистолет в руке жарок и голоден, преобразившиеся одежды шелковисто и чувственно льнут к телу… Она наслаждалась собой. Микал Марголис дважды стрелял в нее из МЦБО, которым успел обзавестись по дороге; это было волнительно и опасно.

Анаэль Сикорская жужжала лопастями над сепараторным цехом Сектора 2 и докладывала:

– Цель на позиции, Уровень 17.

Таасмин Манделья отдала святой приказ Анаэль Люфтваффе и в тот же миг была вознаграждена ревом моторов и диким молотиловом 35-миллиметровых накрыльных пушек справа.

– Ложки, плошки и игрушки, сталь-железо – все сюда! – пропела она и соорудила из поименованных предметов металлолома маленькие грависани. Ветер развевал ее волосы, когда она, оседлав волну индустрии, задорно неслась меж труб, балок и проводов. Вот для чего она сотворена: ветер в волосах, оружие в руке, она летит зигзагами по улице Генри Форда, увертываясь от снарядов Микала Марголиса… Таасмин Манделья рассмеялась и разрядом переносного тахионного лучевика выгнала врага из укрытия.

– Задай ему, Люфтваффе! – Реактивная ангелица промчалась над головой и обстреляла сепараторный завод из пальцевых пушек. Взрывами заводу снесло крышу, Таасмин Манделью присыпало шрапнелью, но она и ухом не повела, только расхохоталась верхом на воздушной доске и преобразовала поток металла в очередные детали тайного оружия. Анаэль Люфтваффе воспарила, чтобы броситься в атаку. В верхней точке ее подъема Микал Марголис выпалил из укрытия трио самонаводящихся снарядов. Анаэль Люфтваффе взорвалась, развалилась на дымящиеся куски и дождем пролилась на Стальтаун.

Вот он где. Тахионный лучевик Таасмин Мандельи выстрелил, опоздав на пару секунд; черно-золотая фигурка успела протанцевать по узкой канавке между вентиляционными шахтами. Серая Госпожа гикнула, рванула, шмыгнула следом. Она могла испепелить Микала Марголиса в любой момент, но хотела выгнать его на открытую местность, в пустыню, где мужчина среднего возраста будет драться с такого же возраста святой.

Анаэль Сикорская висела неподалеку, торопя добычу. Какой узкий проход… Таасмин Манделья сфокусировалась на ажурных маневрах саней между арматурой и трубопроводом.

– Сикорская, возвращайся! – Пучок лазерного выстрела взбороздил воздух. Анаэль Сикорская вильнула, уворачиваясь от рубиновых лучей, ударилась об отстойную цистерну, запрыгала мячиком от стены к стене и вспыхнула огненным цветком.

Значит, все-таки мужчина против святой. Ее это обрадовало. Откуда-то издалека голос святой совести укорял ее – но только издалека. Смерть близнеца – ближе и куда важнее. Тьма так и стоит колом в горле. Микал Марголис вынырнул из джунглей индустриального водопровода и побежал по аэродрому. Таасмин Манделья подстегнула убийцу брата роем робопчел, порожденным одним из многочисленных стволов ее Богооружия. Она взмыла на санях высоко в небо, чтобы мстительным камнем пасть на добычу и разорвать ее на части.

МЦБО Микала Марголиса выдало пулеметную очередь снарядов. Пробежавший по печатным платам костюма энергоимпульс превратил их в птиц. Таасмин Манделья завопила от восторга. Никогда прежде ее сила не была столь велика. Ореол сиял черным коллапсаром, мигал поглощенными белыми звездочками совести. Огнемет очертил вокруг Микала Марголиса кольцо пламени, сани скользнули и замерли прямо перед ним. Таасмин Манделья подняла оружие и, держа его на уровне глаз, приказала огню уничтожать. Микал Марголис отреагировал, отступив на шаг. За его спиной дым догорающей Сикорской уплывал в небо вместе с великим воем отчаяния Стальтауна.

– Покажи лицо, – сказала Серая Госпожа. – Я хочу видеть, каким ты стал.

Микал Марголис снял шлем. Таасмин Манделья поразилась: он почти не изменился. Постарел, подустал, загорел, поседел, но не изменился. Все еще жертва обстоятельств.

– Пожалуйста, избавь меня от мелодрамы, – сказал Микал Марголис. Он отбросил МЦБО. – Я глубоко не уверен, что против тебя оно сработает. И, пожалуйста, не начинай насчет отца и вдобавок брата. Бесполезно. Я ни в чем особо не раскаиваюсь; я не такой человек, да и вообще, я всего лишь делал свою работу. Давай, кончай уже.

У ног танцевали вихри пыли. Таасмин Манделья неспешно перевела всю силу в одну Богомолнию, которая превратит Микала Марголиса в углеродистую сталь. Она подняла левую руку, чтобы нанести удар, и замерла от шока: внезапно ее окутал столп плотного света.

По аэродрому к ней шел некто. Шла. Откуда она здесь взялась, Таасмин не видела, но это была маленькая худая коротко стриженная женщина в сияющем картиночном костюме.

– Нет! – взмолилась Таасмин Манделья, Серая Госпожа. – Нет! Не надо! Только не вы, только не сейчас!

– Как ты помнишь, по одному из условий пророчествования тебя призовут дать отчет об использовании силы, – сказала Екатерина Фарсидская. Микал Марголис сделал попытку поднять оружие и уйти. Св. Екатерина повела рукой, и он застыл как вкопанный.