– Обещаешь? – переспросил Эдвард с туповатой улыбкой.

– Конечно!

– Значит, и вправду для нас ничего не изменится, – подвел он итог, глядя на Мики.

– Разумеется! – сказал Мики. – Кроме одного – ты станешь партнером в банке.

В мюзик-холле стояла жара, словно в турецкой бане. Пахло пивом, раками и потом. На сцене перед декорацией в виде входа в паб стояла молодая женщина в красочных лохмотьях и держала куклу, исполнявшую роль младенца. Она пела о своей несчастной доле, а толпа, сидевшая на длинных скамьях за грубыми деревянными столами, раскачивалась в такт и громко подпевала:

«И все это за рюмку джина!»

Хью тоже вопил вместе со всеми что есть сил. Наконец-то у него было хорошо на душе. Он съел несколько порций улиток и выпил несколько стаканов густого темного пива. Одной рукой он обнимал Нору Демпстер, симпатичную девушку с приятными припухлостями и очаровательной улыбкой. Можно даже было утверждать, что она спасла ему жизнь.

После посещения Кингсбридж-Мэнор в жизни Хью наступила самая черная полоса. Встреча с Мэйзи разбередила все его старые раны, а после того, как она ему отказала, его постоянно преследовали призраки прошлого и не давали покоя его измученной душе.

Днем еще можно было отвлечься от душевных страданий, отдавшись целиком работе; с утра до вечера Хью усердно занимался совместным предприятием с Мадлером и Беллом, добро на учреждение которого наконец-то дали Пиластеры. Вполне возможно, они даже собирались сделать его партнером, как он и мечтал. Но вечерами он вновь погружался в пучину отчаяния. Его часто приглашали на различные званые ужины, обеды и балы, потому что благодаря своей дружбе с Солли он тоже считался членом «кружка Мальборо», но если на этих мероприятиях он не видел Мэйзи, ему становилось скучно, а если он ее видел, то ощущал себя глубоко несчастным. По большей же части он вечерами просто сидел у себя в комнате, размышляя о Мэйзи, или гулял по улицам, надеясь снова случайно встретиться с ней.

Именно во время одной из таких прогулок Хью и познакомился с Норой. Он зашел в лавку Питера Робинсона на Оксфорд-стрит – раньше в ней продавалось нижнее белье, но теперь она называлась универсальным магазином, – чтобы купить подарок своей сестре Долли, а потом сразу же отправиться на поезде в Фолкстон. Но мысли о том, что нужно будет как-то изображать радость и поддерживать разговор с близкими, отвлекали его, и он никак не мог сделать выбор. Он уже выходил с пустыми руками на улицу, поскольку начинало темнеть, и в дверях буквально столкнулся с Норой. Она едва не упала, но он успел подхватить ее.

Хью до сих пор помнил, как его охватило поразительное чувство. Теплое тело девушки, пусть и скрытое плотной одеждой, казалось одновременно упругим и невероятно податливым. От нее исходил чудесный аромат цветов. На мгновение весь темный и холодный Лондон исчез из виду, и Хью накрыла волна удивительного умиротворения. А потом она уронила свою покупку – глиняную вазу. Упав на мостовую, ваза разбилась, девушка вскрикнула от неожиданности и едва не разрыдалась. Хью, разумеется, предложил купить ей новую вазу на свои деньги.

На вид она казалась моложе его на год-другой: лет двадцать – двадцать пять. Симпатичное круглое лицо обрамляли светлые кудри, выбивавшиеся из-под шляпки; розовое шерстяное платье с вышитыми цветами и протертым турнюром и темно-синий жакет, отороченный кроличьим мехом, пусть и недорогие на вид, подчеркивали изгиб ее фигуры. Говорила она с заметным простонародным акцентом.

Пока они покупали новую вазу, Хью сказал ей, что никак не может выбрать для сестры подарок на день рождения. Нора посоветовала купить зонт яркой расцветки.

Под конец он предложил проводить ее домой и усадил в кеб. Нора сказала, что живет с отцом, коммивояжером, продававшим запатентованные лекарства. Мать у нее умерла. Район, в котором они остановились, показался Хью не таким респектабельным, как он надеялся, – скорее населенным не представителями среднего класса, а рабочими.

После он решил, что они больше никогда не встретятся, и все воскресенье в Фолкстоне думал о Мэйзи, как обычно. В понедельник в банке ему передали записку от Норы, в которой она благодарила его за любезность. Перед тем как свернуть записку и выкинуть ее в корзину, он обратил внимание на ее почерк – маленький, аккуратный и детский.

На следующий день он вышел из банка в полдень, чтобы заказать в кофейне котлеты из ягненка, и увидел чуть дальше по улице Нору. Поначалу он не признал ее и только подумал, какое симпатичное лицо у этой девушки, но потом она улыбнулась, и он сразу все вспомнил. Он поприветствовал ее, приподняв шляпу, а она подошла к нему и, покраснев от волнения, поздоровалась. Оказалось, что она работает помощницей корсетника и как раз возвращалась в мастерскую после того, как отнесла заказ. Поддавшись неожиданному порыву, Хью спросил, не желает ли она потанцевать с ним вечером.

Нора сказала, что и хотела бы пойти на танцы, но только у нее нет подходящей шляпы, поэтому он отвел ее и купил подходящую для такого случая шляпу.

Некоторое время их встречи проходили преимущественно в магазинах и лавках. Вещей у Норы, девушки из небогатой семьи, было немного, и она не скрывала своего восторга от каждого подарка, который ей делал Хью. Ему же нравилось покупать ей перчатки, туфли, пальто, браслеты и все остальное, о чем она мечтала. Сестра Хью Дотти, которая, несмотря на свои двенадцать лет, отличалась недетской проницательностью, сказала, что Нора встречается с ним только из-за денег. Хью рассмеялся и сказал:

– Ну хотя бы так! А то кто еще полюбит меня из-за моей внешности.

О Мэйзи он не забыл – он по-прежнему вспоминал о ней каждый день, – но эти воспоминания уже не погружали его в отчаяние. У него появились другие заботы, он с нетерпением ожидал очередной встречи с Норой, которая за несколько недель вернула ему способность радоваться жизни.

Однажды во время одного из походов по магазинам, в лавке меховщика на Бонд-стрит, они повстречались с Мэйзи. Чувствуя себя несколько неловко, Хью представил друг другу обеих женщин. В присутствии миссис Соломон Гринборн Нора смутилась, а Мэйзи пригласила их на чай в дом на Пиккадилли. Тем же вечером Хью снова увидел Мэйзи на балу, и, к его удивлению, она отозвалась о Норе с неодобрением.

– Не нравится она мне, – сказала Мэйзи. – Сдается, она из тех, кто не упустит свой шанс; а что до любви, так любовью тут и не пахнет. Ради всего святого, только не вздумай жениться на ней.

Хью ее слова обидели и оскорбили. Он решил, что Мэйзи просто ревнует. В любом случае он и не задумывался о свадьбе.

Когда представление в мюзик-холле подошло к концу, они, поплотнее обмотавшись шарфами, вышли на улицу, окутанную холодным туманом с привкусом копоти, и направились к дому Норы в Кэмден-тауне.

Гулять по улицам в такую погоду было все равно что передвигаться под водой, заткнув уши. Прохожие, дома и экипажи неожиданно появлялись из тумана под самым их носом, без всякого предупреждения: проститутка, ожидающая клиентов под газовым фонарем, исчезала, и на смену ей выплывал патрулирующий улицы полицейский; проезжал мимо освещенный лампой экипаж; под самыми их ногами вслед за тощим котом в переулок пробегал грязный пес. Хью с Норой держались за руки и то и дело останавливались, чтобы поправить шарфы и обменяться поцелуями. Губы Норы были мягкими, отзывчивыми; она нисколько не сопротивлялась, когда Хью просовывал ей руку под пальто и нащупывал груди. В полумраке все казалось таинственным и романтическим.