Глаза Эдгара потемнели от гнева.

— Вижу, Бэртрада, ты не теряла времени даром, вызнавая мои дела. Но неужели ты считаешь, что королю захочется разбираться в наших семейных распрях, когда ему хватает и недоразумений в семье Матильды и Анжу?

— Это не просто семейные противоречия. Это измена, которую я раскрыла.

— Что ж, тогда я готов лично ответить перед его величеством. Выслушивать же тебя, когда ты вышла из супружеского повиновения, я не стану. На моей стороне закон, обычаи и Церковь. Отныне вся вина за наш разлад ляжет только на тебя. Прощай!

При последних словах в голосе графа зазвучал металл. Он отвернулся от Бэртрады и направился к выходу, ни на кого не глядя. Здесь он был у себя дома… и думая так, жестоко ошибался. Ибо Гронвуд уже принадлежал нам.

Я подал знак рыцарям у двери, и они скрестили копья перед лицом Эдгара, не давая ему пройти.

Он поворачивался к нам медленно. Так медленно, что я и еще несколько моих человек успели догнать его. Он через плечо глянул на нас, его глаза недобро сузились.

Я выступил вперед.

— Вы, граф, сглупили, явившись сюда в одиночку. — Я положил ладонь на рукоять меча. — Отныне вы наш пленник.

Наверное, в моей улыбке был открытый вызов, и именно ко мне обратился Эдгар, когда спрашивал, понимаем ли мы, что делаем.

— Вы сами это понимаете, сэр. Только что вы открыто угрожали нашей госпоже, а мы ее охранники.

— Леди Бэртрада — моя жена. Я волен поступать с ней так, как пожелаю. Во всем христианском мире ни один человек не осудит супруга, пожелавшего наказать строптивую жену.

Я почти не слушал его. Я был напряжен, понимая, что имею дело с искусным воином, воином-крестоносцем. И я уловил момент, когда его рука легла на кинжал. Обычно он носил у пояса три остро отточенных кинжала, и я знал — упусти мы момент, и трое из нас узнают, каково у них острие. А у графа был еще и меч, которым он владел с редким мастерством. Однако всего его хваленого умения оказалось недостаточно, когда я выхватил свое оружие и направил острием к его горлу. Я был первым — он не успел. И когда мои люди вокруг с сухим металлическим лязгом повыхватывали мечи, граф Норфолкский оказался в наших руках.

— Вы понимаете, что делаете? — опять повторил он.

Я расхохотался.

— О да, клянусь небом! Мы арестовали саксонского мятежника, изменника короны и распутника, который дочери короля предпочел шлюху из фэнов.

Мои последние слова адресовались графине, так как я все же опасался, что она остановит нас. Но я зря волновался. Бэртрада уже ощутила вкус силы, и когда я взглянул на нее… Клянусь Всевышним — на ее лице читалось торжество.

По моему приказу Эдгар был разоружен. Я не удержался, чтобы не сказать ему пару колкостей. Теофиль пошел дальше, толкнул графа в спину. Но силу не рассчитал, и Эдгар едва не упал. Мы расхохотались. Возможно, в этом сказывалось наше напряжение, ибо все мы понимали, что решились на неслыханное — схватить графа Норфолкского в его владениях, в его доме.

Но шаг был сделан — и поздно жалеть об этом!

Эдгар был брошен в подземелье собственного замка, власть перешла к графине. Да что к графине — власть была у нас, у меня!.. Когда прибудут посланцы короля, мы выставим перед ними все, как нам угодно. И будет даже лучше, если Эдгара к тому времени вообще не станет. Поэтому я постарался, чтобы его поместили вместе с Хорсой. И если граф будет убит в подземелье, можно все списать на мятежника-сакса.

Я чувствовал себя победителем, когда обходил посты на башнях. А вернувшись в зал, заметил, как веселы и возбуждены мои парни. Бэртрада уже ушла к себе, и возможно, мне следовало бы пойти к ней, однако куда более мне хотелось остаться со своими верными рыцарями, отметить такое событие, как пленение графа. И захват Гронвуда! Наконец-то Гронвуд-Кастл был моим!

Челядинцы выглядели притихшими, жались по углам, взволнованно шептались, но когда я вошел, вмиг кинулись выполнять мое распоряжение. Принесли бочонок вина, не слишком большой, так как напиваться нам не следовало. Я велел отнести по чарке и стражникам на башнях. Пусть знают, как милостив новый хозяин Гронвуда. А таковым я уже мог себя считать.

— Выпьем за удачу! — Я поднял кубок. — За удачу и мужество. Ибо и то, и другое нам еще понадобятся.

И мы весело сдвинули чаши.

* * *

Я просыпался с трудом. Веки были словно свинцом налиты, во рту неприятный сладковатый привкус. Я попытался пошевелиться, но отчего-то у меня не очень получилось. Силы небесные! — когда это я успел так напиться? Помнится, я осушил всего одну чашу, потом мы беседовали с соратниками, я как раз собирался отправиться к Бэртраде…

Сквозь головную боль и похмельную дурноту я ощутил холодок беспокойства.

— Гуго! — звал меня кто-то.

В глазах маячил свет, плыли яркие круги.

— Гуго! Что делать, Гуго?

Кажется, это голос Теофиля.

Мои мысли еле ворочались. И было мне как-то сыро, неуютно.

Я наконец открыл глаза. Щурился. Надо мною висело серое марево, белесая дымка. Я толком ничего не мог понять.

Где-то рядом говорили:

— Это все Бигод виноват. Он нас вовлек. Что теперь нас ждет? Может, скажем, что это по его вине?

Холодок беспокойства становился все отчетливее. А с ним прояснялось сознание. Ничто так не разгоняет хмель, как чувство опасности.

— Гуго! Да очнись ты!

Но я уже очнулся. И понял, что со мной. Я был связан. Спеленат, как младенец, крепкими жгутами по рукам и ногам. Белесый свет передо мною — дневной туман, а рядом лежит Теофиль, тоже связанный. И лежит он на траве. Я приподнял голову. Они все оказались здесь: Геривей, Ральф и остальные. Даже их оруженосцы и воины лежали на склоне цитадели Гронвуда, связанные, словно снопы. Некоторые еще спали, одурманенные, кто-то даже плакал.

Я забился, пытаясь разорвать путы. Увидел стоявших неподалеку охранников. Лишь двое из них были в военных куртках с бляхами, остальные — обычные простолюдины, лица знакомые, все из челяди графа.

И тут я все понял. Что ж, винить могу только себя. Я слишком понадеялся на своих людей, не учел того, что слуги Эдгара преданы ему, не нам, не Бэртраде. И эта чернь попросту чем-то опоила нас. Тот бочонок с вином… Что они добавили в него, раз мы так быстро отключились, я не знал. Да не все ли равно. Любой кухарке было достаточно плеснуть в него ковш макового отвара — и мы оказались обезврежены в тот момент, когда меньше всего ожидали подвоха. Мы-то рассчитывали, что придется иметь дело с войсками графа, выдерживать штурм, осаду, обговаривать условия, имея Эдгара в заложниках. Того, что какие-то простолюдины столь легко справятся с нами, я не ожидал.

Рядом очнулся Геривей, закрутил головой, дико таращась. Стал орать, требовать, чтобы его развязали, что он сейчас всем покажет… Я отвернулся, скрипнул зубами в бессильной ярости. Это было полное поражение. Мой план рухнул, как шалаш рыбака, когда его сносит паводком.