“Вся штука в том, — рассуждал сам с собой Баррик, жуя, — что поджаривание этих бледных водянистых корешков придаёт им на вкус большее сходство с едой, но не придаёт им сходства с вкусной едой”.

— Не мог бы ты поискать нам яиц или чего-нибудь такого? — обратился он к своему крылатому спутнику. — Только птичьих яиц.

Юноша уже выучил, что в таком вопросе надо быть предельно точным. Ворон обернулся на голос. В клюве его всё ещё трепыхался какой-то ползун, которого он выудил из-под бревна. Скарн запрокинул голову, чтобы проглотить добычу, и посмотрел на принца с укоризной.

— Что ли Скарн не искал и искал без устали? Разве не предлагали мы лучшие находки, себе не оставивши ни кусочечка?

Под “лучшей находкой” ворон подразумевал большую мягкотелую личинку размером с Барриков большой палец, похожую на белую восковую свечу, истекающую зелёной жижкой в тех местах, где клюв Скарна сжал её слишком сильно. Юноша поблагодарил ворона за щедрость и вернул подарок.

— А, не бери в голову. Коренья тоже неплохи, — он подложил в костёр ещё три деревяшки, сушившихся на огне, и принялся точить круглым камнем сломанное копьё. Принц всё не мог нарадоваться тому, как хорошо иметь две здоровые руки.

— Расскажи мне ещё что-нибудь, — попросил он спустя время. — Что случилось с Горбуном потом, после того, как он сбросил богов во владения своей бабки?

— Прабабки, — поправил ворон, оглядываясь в поисках чего бы ещё ползущего мимо положить на зубок. — Пустота была его прабабкой. Она обучила Горбуна всем хитрым тайнам своих дорог — как отыскать их и как ими пройти.

“Найди Зал Горбуна”, - велели ему Спящие. Зал Горбуна, дороги Горбуна, дверь Горбуна — они что, правда ждут от него, Баррика, что он последует дорогами богов?

— Так что с ним случилось дальше? Стал он у них королём? — но Горбун, которого Баррик всегда знал только под именем Купилас, был всего лишь мелким божком, разве нет? Книга Тригона упоминала о Купиласе только как об умном покровителе строителей и кузнецов. А, и ещё врачевателей, вспомнил принц. У Чавена всегда стояла дома его статуэтка. — Что произошло после того, как он убил Керниоса?

— Мы тебе что, Сын Ночи, набитый секретами? — прокаркал ворон чуточку возмущённо. — И нам ведомы все знания Перворожденных? Но так или иначе, а Горбун не убивал никого — он сбросил Господина Земли и остальных прочих в место, где они уснули навечно.

— А с Купиласом-то что потом было? С Горбуном? Что сталось с ним?

Скарн по-своему пожал плечами — взъерошил перья на шее и покрутил головой.

— Не знаем. Господин Земли его сильнёхонько изранил копьём. Кто говорит, помирал он. Не знаем больше об этой истории мы, да. Мама никогда не рассказывала.

И Баррику пришлось удовлетвориться этим ответом.

Он уже дремал, постепенно погружаясь в сон, когда почувствовал, как что-то острое и твёрдое тычется в кисть его руки. Клюв.

— Тс-с-с! — Ворон съёжился рядышком — пятнистые перья все встопорщены, так что он на самом деле походил больше на ежа, чем на птицу. — Я чтой-то слышал…

Баррик сел прямо, но ничего не ответил, прислушиваясь. Постепенно до него дошло, что ещё одна острая штука тычется ему в шею сзади, но на сей раз это был не Скарн. Он попытался сбить, смахнуть неприятное нечто, но не смог. Мгновение спустя что-то обрушилось на него с дерева и вцепилось в правую руку — шипастая ветка, изогнутая, как крюк, привязанная к концу бледной шёлковой нити.

Юноша не успел ещё ничего сообразить — а уже несколько новых вервий со свистом слетели вниз к нему из терявшихся в темноте крон. Какие-то промахнулись и схватили воздух, но два прилипли к его драной одежде и туго натянулись, как и те, что уже впились остриями колючек в его шею и руку. По всему телу вспыхнули крохотные очаги боли.

— Они идут, хозяин! — заверещал Скарн, вспархивая в воздух — в следующий миг ещё одна колючка стрелой вырвалась из темноты и прочертила воздух в том месте, где он только что сидел. — Шелкины!

Теперь Баррик мог разглядеть их — серовато-белые фигуры скакали по ветвям над его головой, сбрасывая вниз тяжёлые шипастые ловчие крюки. Баррик попытался достать из-за пояса обломок копья, но одна из тварей дёрнула за шёлковую нить, крюк на которой вцепился в его предплечье, чтобы юноша не смог дотянуться до оружия. Принц схватил шелковину и дёргал на себя, пока нить не провисла и он не смог сжать оружие в пальцах. Он наклонился вперёд и, взмахнув копьём в левой, разрубил паутину, удерживавшую его правую руку, мысленно благодаря богов за то, что надоумили его наточить лезвие. Чтобы вынуть колючку из шеи, времени понадобилось больше, и когда Баррик отнял пальцы от затылка, они все были измазаны кровью.

Две личинкоподобные твари спрыгнули с деревьев, бесшумные, как привидения в полумраке, раскручивая шёлковые арканы, будто ловцы лошадей; тёмные пятна их глаз влажно поблёскивали, отражая сумеречный свет. Баррик поднырнул под раскачивающейся в воздухе шелкиновой удочкой и почувствовал, как шипы крюка цепляют и царапают темя. Он сорвал их с головы ровно в тот момент, когда чудовище прыгнуло вперёд. Странные, лишённые костей конечности твари обвились вокруг принца, и несмотря на малый вес, её сил хватило, чтобы сбить юношу с ног. Он упал и покатился вместе с обхватившим его шелкином, пока наконец, перекувырнувшись, они не остановились — правая рука Баррика при этом оказалась прижатой к земле его собственным телом. Нить паутины обернулась вокруг его шеи и крепко затянулась. На мгновение юноша подумал, что погиб — раз свободна лишь его левая, никчёмная рука.

Но рука эта не была больше никчёмной. Принц протянул её назад и поймал странное, одновременно скользкое и липкое существо на своей спине, впившись в него пальцами. Нить, сдавившая шею, на миг затянулась туже, но затем он высвободился из смертоносных объятий и сбросил чудовище на лесную подстилку.

“Я силён! — сейчас он даже прокричал бы это — мысль билась внутри него как весёлое пламя. — Силён!”

Баррик не мог как следует ухватить нападавшего, но едва тот поднялся на четвереньки, прянул вперёд и толкнул мерзкое существо в костёр, и в этот же самый миг ему на спину прыгнул другой бледный человекоподобный демон.

Угодившая в пламя тварь издала жуткий пронзительный визг. Горящий шелкин кое-как выбрался из кострища, бледно-жёлтые язычки огня змеились по его ногам и торсу, и там, где огонь прожигал паутину, начинала сочиться, пузырясь, чёрная жижа. В несколько ударов сердца тварь превратилась в полыхающий факел, наполняя темноту сумерек душераздирающими воплями на такой высокой ноте, что Баррик едва их слышал.

И тут ему нежданно открылся путь к спасению. Принц подскочил к костру, таща за собой второго шелкина, и выхватил горящую головёшку. С обломком копья в одной руке и пылающим суком в другой он развернулся к чудовищу, вцепившемуся в его лодыжки, и тыкал факелом в лишённое черт лицо, пока оно не зашипело и не запузырилось. Пронзительно взвыв от боли, существо выпустило Баррика, отпрыгнуло, слепо разрывая собственную голову, и ударилось о древесный ствол. С минуту оно барахталось на земле, а затем уползло в подлесок, шатаясь и падая, как пьяное.