– Ты уверен? Биографии пишутся уже потом… кто знает, насколько они правдивы? А вот когда из группы влиятельных людей, скованных круговой порукой, вдруг выделяется один, и становится самым влиятельным… А бывшие его соратники один за другим умирают при разных обстоятельствах?

– Ты кого это имеешь в виду?

– Не важно, – сказала Анжела. – Такие случаи бывали, этого достаточно. Может быть, я найду время для посещения каких-нибудь архивов… И наберу чего-нибудь конкретного.

– Зачем? – удивился Влад.

– Ради интереса, – кротко отозвалась Анжела. – Ты, понятно, скажешь, что все это ерунда и чушь…

– Анжела, узы не работают на толпу. Это особенность индивидуальных взаимоотношений…

– Твои узы. Узы, создаваемые тобой. И мной, согласна… Все мои попытки реализоваться, подняться над толпой, быть… ни к чему не привели. Хотя, возможно, виноват мой дурной характер, а вовсе не… Ну да ладно. Но кто сказал тебе, что если носители уз рождаются так часто, что могут запросто наскочить друг на друга, вот как мы с тобой… Если носители уз так распространены на земле – все ли они одинаковы? Все ли подчинены одним и тем же законам? Может быть, есть разновидности. Вот мы с тобой, например, колли, а есть еще и пекинесы, овчарки, бульдоги… Извини на «собачью» аналогию. И скажи: почему я не могу быть права?

Влад молчал.

– Я могу быть права, – сказала Анжела. – Это не значит, что я права. Но я могу быть права, а это уже немало. Да?

– Мне кажется, ты ошибаешься, – сказал Влад. – Я это чувствую. Но объяснить, почему именно так, а не иначе – не могу. Извини.

* * *

…Когда машина остановилась перед гостиницей, синеватый циферблат часов на башне напротив показывал без пяти два. Дождь прекратился; в мокром асфальте отражались огни фар и фонарей. На помпезном фасаде крупнейшего в городе отеля светились редкие окна, их теплые квадраты складывались почему-то в стилизованную букву «Ю».

(Фрол Ведрик сидел в тюрьме вот уже почти год. Семь месяцев назад Влад с Анжелой официально стали мужем и женой – безлюдно и беззвучно, без фаты и свидетелей. Старый дом Влада был продан; зимой супруги жили в гостиницах, летом путешествовали в фургончике-трейлере. В газетах писали, что модный писатель Влад Палий, давно уже переставший быть исключительно детским автором – персона удивительная и даже загадочная. Впрочем, вопрошали друг друга журналисты, разве современный сказочник не должен быть таинственным?

Экранизация обречена была на успех. Влад работал над пятым романом из серии о Гран-Грэме, и в перспективе маячили еще три или четыре; когда Влада спрашивали, не надоел ли ему его любимый герой – он только таинственно улыбался).

Влад выбрался из машины и подал руку Анжеле. Стеклянные двери отеля гостеприимно разъехались; большой холл был залит белым неярким светом, за стойкой бара лакомились, тянули из соломинок, лениво поглядывали на экран телевизора поздние посетители. В ночных новостях как раз передавали сообщение о сегодняшней премьере; на мгновение Влад увидел себя – далекого, маленького, беззвучно шевелящего губами перед черным кулаком микрофона.

– Когда ты был маленьким, ты мечтал, чтобы тебя показывали по телевизору? – спросила Анжела.

– Нет, – сказал Влад, подумав.

– А я мечтала, – сказала Анжела.

И тут же появилась на экране – на мгновение. Смеющаяся женщина в бордовом вечернем платье, более похожая на кинозвезду, нежели на скромную супругу сценариста.

– Ну как? – спросил Влад. – Детская мечта сбылась?

Анжела неопределенно хмыкнула.

В номере она сразу же упала на кровать, а Влад вытащил из бара бутылку красного вина. Откупорил, наполнил бокалы, протянул один Анжеле:

– Мне кажется, что мы – есть. Здесь, сейчас. Разве этого не достаточно?

* * *

Они были.

* * *

Влад проснулся поздно. Окна номера глядели на восток; тяжелые темные шторы – опущенные веки большой комнаты – мужественно приняли на себя удар апрельского солнца. Комната была вся в крошечных искорках – лучах, пробившихся сквозь невидимые глазу дырочки и прорехи.

Анжела сопела, свернувшись калачиком. Влад не торопился подниматься. Ему доставляло удовольствие вот так лежать неподвижно, расслабленно, вспоминать вчерашнюю премьеру.

Странно – он не мог внятно объяснить сам себе, доволен он фильмом или нет. По большому счету – где-то там, в глубине души – все-таки не доволен. Но и сформулировать претензии не может; киновоплощение Гран-Грэма было вполне убедительным, но это был другой Гран-Грэм, не тот, что жил в представлении Влада, на его собственном маленьком экране. Реально ли вытащить внутреннего Владова тролля на свет? А главное, надо ли?

С другой стороны он понимал, что отдельно от его собственных представлений о мире Гран-Грэма созданная на экране страна выглядела мощно и впечатляюще. Она имела полное право на жизнь, эта страна, вот только Владу в ней не было места.

Трагично ли это? Не более трагично, чем женитьба любимого сына на чужой для родителей невестке. Как Влад мечтал об этой премьере, как ждал ее годы и годы – и вот не чувствует ничего, кроме усталости. Надо бы сесть за компьютер и просмотреть написанное накануне – но нету сил. Нет желания, это печально…

– Почему бы нам не уехать сегодня, – сказала Анжела, не открывая глаз.

– Пресс-конференция, – отозвался Влад со стоном.

– Пошли подальше. Ты же не раб их. Это они хотят тебя слышать… А ты уже все сказал.

– Я подписал контракт.

– Ты в жизни не нарушил ни одного правила, – сказала Анжела. – Да? Ты всегда поступаешь согласно записанному в контракте?

Влад искоса взглянул на нее. Она лежала с закрытыми глазами, бледная, упрямая, демонстративно слепая.

Он не ответил. Поднялся, собираясь идти в душ.

– Почему я такая злая с самого утра? – удивленно пробормотала Анжела себе под нос. – Может быть, потому, что сегодня годовщина смерти Егорки Елистая?

Влад остановился посреди комнаты; переступил босыми ногами по прохладному паркетному полу. Поджал пальцы; помедлил и вернулся к Анжеле. Присел рядом, на край кровати.

– Я терпеть не могу самоубийц, – сказала Анжела. – Бедный Соник просто был в шоке, вот и все. Он не знал, что творит, когда резал себе руки. А Егорка, когда прыгал с балкона, все прекрасно знал. Он догадался про меня. Почему все умные мужики прямо-таки поведены на свободе?

– Не все.

– Влад, – очень тихо попросила Анжела. – Давай смотаемся с пресс-конференции. Я тебя очень прошу. Давай уедем… А?

* * *

Вокзал – толчея, табло, радиоголос из динамика, специфический запах – напоминал Владу об Анне. Теперь всегда при слове «вокзал» он будет вспоминать не бродячую юность проводника в плацкартном вагоне, а женщину, жадно вглядывающуюся в лица бывших и будущих пассажиров.