Достав из куртки мобильный телефон, подаренный мне Райкартом, я выбросил его в окно.

На следующий день, когда я выписывался из госпиталя, из Нью-Йорка примчался Рик. Он хотел попрощаться и отвезти меня в аэропорт.

— Какие новости ты хочешь услышать? — спросил он. — Хорошие или очень хорошие?

— Я не уверен, что твоя оценка хороших новостей похожа на мою.

— Только что звонил Сид Кролл. Рут Лэнг хочет, чтобы ты закончил мемуары. Мэддокс дает тебе еще один месяц на обработку рукописи.

— А какая очень хорошая новость?

— Ну, ты прямо остряк! Слушай, не задирай слишком нос. Сейчас эта книга действительно будет горячей. Голос Адама Лэнга из могилы. Если не хочешь работать над его мемуарами здесь, можешь закончить их в Лондоне. Кстати, парень, ты выглядишь ужасно.

— Голос из могилы? — язвительно повторил я. — Значит, ты сделал меня призраком призрака?

— Кончай! Лучше подумай, какие возможности открываются перед тобой! Ты можешь писать, что хочешь. Но только в разумных пределах. Никто не будет ограничивать тебя. И ведь он нравился тебе, не так ли?

Его слова заставили меня задуматься. Фактически я размышлял об этом с тех пор, как очухался от болеутоляющих средств. Мое чувство вины было хуже боли в глазах и гула в ушах, хуже страха, что меня не выпустят из госпиталя живым. Это может показаться странным — с учетом того, что мне стало известно, — но я не мог найти для себя оправдания или причин для негодования по поводу Лэнга. Моя вина была неоспоримой. Я не просто предал своего клиента: лично и профессионально. Именно мои поступки запустили в действие ту фатальную последовательность событий. Если бы я не ездил к Эммету, он не связался бы с Лэнгом и не предупредил его о фотографии. И тогда, возможно, Лэнг не стал бы возвращаться на Мартас-Виньярд в такой спешке для объяснения с женой. А я не рассказал бы ему о Райкарте. И тогда?.. Что случилось бы тогда? Я исцарапал этими вопросами всю душу, пока лежал с перебинтованным лицом. У меня из головы не выходило, каким слабым и беспомощным он выглядел при выходе из самолета.

«Миссис Блай предположила, что мистер Лэнг узнал убийцу и намеренно направился к нему, желая уберечь других от взрыва…»

— Да, — ответил я. — Он нравился мне.

— Ну, так и вперед! Это твой долг перед ним. И, кроме того, имеется другая причина.

— Какая?

— Сид Кролл сказал, что, если ты не выполнишь своих контрактных обязательств и не закончишь книгу, они возьмут тебя за задницу и засудят на большие деньги.

* * *

В конечном счете, по возвращении в Лондон я не выходил из квартиры шесть следующих недель, кроме одного раза (в самом начале), когда Кэт предложила мне поужинать вместе. Мы встретились в ресторане у Ноттингхиллских ворот — на полпути между нашими жилищами. Эта нейтральная территория оказалась такой же дорогой, как Швейцария. Трагическая гибель Лэнга утихомирила былую враждебность Кэт, и встреча со мной, очевидцем нашумевшего события, привлекла ее неким гламурным аспектом. К тому времени я отклонил десятки просьб об интервью, так что, если не брать в расчет людей из ФБР и МИ–5, она стала первой, кто услышал мою историю о случившемся. Мне отчаянно хотелось рассказать ей о своей последней беседе с Лэнгом. И я сделал бы это, но, едва мы заговорили о моей работе, официант принес нам десерт, а после его ухода Кэт сказала, что должна сообщить мне нечто важное.

Она собиралась выйти замуж.

Признаюсь, для меня это был шок. Мне не нравился ее другой мужчина. Он довольно известный телерепортер, поэтому я не буду называть его фамилию. Скуластый, симпатичный и душевный человек. Он специализируется на кратких визитах в худшие регионы мира и, прилетая обратно в Англию, ярко описывает людские страдания — обычно свои собственные.

— Поздравляю, — сказал я.

Мы даже не притронулись к десерту. Через десять минут наша близость и любовная связь — все наши отношения, какими бы они ни были — закончились легким поцелуем в щеку на тротуаре у выхода из ресторана.

— Ты собирался рассказать мне о чем-то, — произнесла она, подзывая рукой такси. — Извини, что я оборвала тебя. Но знаешь, я не хотела, чтобы ты говорил мне о себе… что-то личное, пока я не сообщу тебе о своем решении. И…

— Не важно, — ответил я.

— Ты уверен, что с тобой все нормально? Ты кажешься мне каким-то… другим.

— Я в порядке.

— Если тебе понадобится моя помощь, то звони. Я всегда здесь.

— Здесь? — спросил я. — Ты уходишь из моей жизни, но остаешься здесь? Где здесь?

Я открыл для нее дверь такси и невольно подслушал тот адрес, который она назвала водителю. Увы, но он принадлежал не ей.

А затем я удалился от мира и посвятил все свое время Адаму Лэнгу — каждый час между урывками сна. Довольно странно, но теперь, когда он умер, я вдруг почувствовал его характер, нашел манеру изложения, которая соответствовала моему покойному клиенту. По утрам, усаживаясь за ноутбук, я поражался тому, как клавиатура вдруг превращалась в некое подобие доски Уиджи[54]. Если какая-то напечатанная фраза получалось плохой, я почти физически ощущал, как пальцы тянулись к клавише DELETE. Мой труд походил на работу сценариста, который выписывал роль для уже приглашенной кинозвезды. Я знал, в каких выражениях Лэнг мог подать ту или иную мысль, как он мог обыграть определенную сцену.

Основная структура по-прежнему состояла из шестнадцати глав Макэры. Его рукопись всегда находилась слева от меня, а метод обработки заключался в том, что я брал куски оттуда и, пропуская их через свой ум и пальцы, избавлял текст от комковатых клише моего предшественника. Я не стал упоминать об Эммете и на всякий случай удалил его цитату, открывавшую последнюю главу. Если говорить о книге, то мне удалось показать такой образ Лэнга, какой он сам демонстрировал на публике: образ обычного парня, случайно попавшего в политику и достигшего невероятного успеха лишь по той причине, что ему всегда претили местечковые интересы и идеологические догмы. Я примирил его амплуа с хронологией, воспользовавшись догадкой Рут, что, переехав в Лондон, Лэнг страдал от депрессии, и участие в политической работе помогало ему избавиться от нее. Мне не потребовалось обыгрывать невзгоды жизни. Лэнг был мертв, и, читая его мемуары, люди знали о том, что случилось. Я понимал, что любой «призрак» нашел бы это предостаточным, однако мне хотелось посвятить страницу или две той героической борьбе, которую он вел против внутренних демонов. И т. д. и т. п.

«На первый взгляд политика кажется скучным бизнесом. Но я нашел в ней утешение для своих душевных ран. Партийная активность показала мне истинную дружбу и утолила мою жажду к встречам с новыми людьми. И все же главный повод для вхождения в политику был связан не с моими нуждами. Так получилось, что я встретил Рут…»