— Ты не одна? — перебил ее Николай. — Там кто-то есть?

— Да.

— Полиция?

— Да.

— Разговор слушают?

— Нет.

— Запись ведут?

— Нет.

— Ты можешь выйти и позвонить из другого места?

— Не сейчас.

— Постарайся сделать это побыстрее.

Ожидая звонка, он только что не грыз пальцы от нетерпения. Катерина перезвонила через двадцать минут.

— Извините, господин, — пробормотала она, тяжело дыша. — Там повсюду полицейские. У них ордер. Наверное, египтяне попросили…

— Есть новости от Манолиса и Софрония?

— От них самих — ничего, но я подслушала разговор двух полицейских. Похоже, у них произошла стычка с египетской полицией. По-моему, Манолис ранен. Его отправили в больницу. Говорят, он убил человека. Что происходит? Все как будто с ума сошли. Нас обвиняют в ужасных преступлениях. Служащие испуганы. Следователи изымают документы. Компьютеры опечатаны. Счета заблокированы. Нашим судам вроде бы предписано вернуться в порт.

— Они не вправе так поступать! — возмутился Николай. — Пусть этим делом займется Мандо.

— Я уже связалась с ним. Он говорит, что потребуется пара дней и…

— У меня нет столько времени! — завопил Николай. — Разберись с этим сейчас же. И позвони мне, как только что-нибудь узнаешь.

— Хорошо, господин.

— И вот что еще. Мне снова нужен телефон Габбара Мунима. Поторопись.

— Хорошо, господин.

Страх все сильнее сплетал узел у него в груди. Он гнал семь часов без остановки, и до Александрии оставалось всего лишь тридцать километров, а контейнеровоз словно испарился. Неужели в его расчеты закралась ошибка? Неужели Николай уже добрался до города или нашел другой маршрут? Но какой? Улетел самолетом из Мерса-Матрух? Улизнул через границу в Ливию? Нет. И то и другое — полное безумие, да и организовать такого рода предприятие без детальной предварительной подготовки невозможно. Этот маршрут — единственный. Нужно лишь не сдаваться.

До первой крупной дорожной развязки оставалось пять километров, когда Нокс заметил впереди контейнеровоз и добавил газу. Так и есть. Перед контейнеровозом ехал один из знакомых внедорожников. Он убрал ногу с педали, отстал и последовал за греками на безопасном расстоянии.

Дождавшись, когда Бастиан и его люди вернутся из Александрии, Николай приказал всем убраться с автострады. Песчаная дорога привела их к небольшому озерцу, скрытому стелющимся над водой туманом. Между поросшими тростником островками передвигались по узким каналам обтрепанные рыбаки в видавших виды плоскодонках. Николай собирался объяснить сложившуюся ситуацию, обменяться мнениями, выслушать предложения и обсудить план действий, но нервы у всех слишком давно оставались в напряжении, так что теперь, осознав опасность положения, люди поддались страху и принялись кричать, обвинять друг друга и толкаться. Прозвучавший кстати звонок Катерины заставил всех замолчать и дал возможность успокоиться и собраться.

Катерина продиктовала номер Габбара Мунима, и Николай тотчас же позвонил. Трубку сняла женщина. Николай попросил позвать Мунима и назвал себя. Она тут же ответила, что господин Муним подойти к телефону не может. Николай повторил просьбу настойчивее. Она так же вежливо повторила отказ. Он закричал на нее. Ее тон нисколько не изменился, как и суть ответа. Досчитав до десяти и заставив себя успокоиться, Николай спросил, когда господину Муниму можно перезвонить, и услышал, что господин Муним скорее всего будет занят до конца недели. Возможно, даже больше. Николай сам дал отбой, подумав вдруг, что телефон могут засечь. Скорость, с которой распространяются плохие новости в этом мире, опровергает постулаты Эйнштейна. Он хлопнул ладонью по контейнеру, и тот глухо загудел. Самолет под наблюдением. Суда тоже. Их имена, описание, паспорта, номера машин — вся эта информация уже разлеталась по проводам. Николай закрыл глаза. Отчаяние, перебродив, часто превращается в злость.

Нокс. Не иначе как это все он. Без него никто бы ничего не узнал.

Ладно. Англичанина предупреждали. Ему ясно дали понять, каким будет наказание. Не его, Николая, вина, что по-хорошему не получилось. Если хочешь, чтобы тебя в этом мире принимали всерьез, будь готов исполнять обещанное. В том числе угрозы. Дверь контейнера была открыта. Внутри — жарко и душно. Девчонка лежала на полу — с кляпом во рту и привязанными к поручню руками. Губы пересохли и потрескались. Николай развязал узел, подтащил ее за ноги к двери. Француженка сопротивлялась, но сил ей явно недоставало. Он бросил ее на землю. Лишний груз. Опасный груз. Груз, который может стать нежелательным свидетелем. Вспомнив, что оставил «вальтер» во внедорожнике, Николай повернулся к Леониду и протянул руку:

— Дай автомат.

Леонид растерянно посмотрел на него.

— Она же просто девчонка.

— Ты что, мозги растерял?! — заорал Николай. — Она все видела. Хочешь провести остаток жизни в Гиппо? Сгнить там заживо?

Гейл выплюнула кляп, и тряпка просто болталась на шее.

— Пожалуйста, — всхлипнула девушка. — Пожалуйста, не убивайте меня. — Выглядела она ужасно — распухшее, красное, мокрое от слез и пота лицо, спутанные волосы, рваная одежда. — Я никому ничего не расскажу. Клянусь. Только не убивайте меня. Я не хочу умирать. Не хочу умирать. — Поднявшись кое-как на колени, Гейл заковыляла к своему палачу.

— Ваш отец отвергал насилие, — покачал головой Леонид. — Ваш отец…

— Мой отец умер, — оборвал его Николай, зная, что, если даст слабину сейчас, над ним будут смеяться. Протянутая рука дрожала. — Дай мне чертов автомат! — Он вырвал оружие у Леонида, и тот, искривившись, словно его затошнило, отвернулся. Понятно — этот для серьезных дел не годится.

Девчонка все еще ныла, молила о пощаде, цепляясь за его брюки. Николай огрел ее прикладом по голове, отступил и поднял «АХ-47». Раньше ему убивать не доводилось. Только отдавать приказы. Несколько раз из морга для тренировочных целей доставляли в горы покойников. Опытные люди говорили: стрелять в человека, пусть даже мертвого, полезно — укрепляет нервы, закаляет сердце. Николаю почти нравилось протыкать штыком грудь или живот. В таком деле требуется решительность, уверенность в себе, иначе лезвие не пробьет кожу, а отскочит от нее. Но убить живого человека — это нечто особенное. Раньше Николаю казалось, что убивать — здорово, круто, но сейчас он чувствовал себя мерзко, гнусно, препаршиво.

Она хватала его за колени, целовала его ноги. Было бы легче, если бы он не видел ее лица. Прицел заполнили черные волосы на затылке. Потом снова выскочило лицо. И он не смог спустить курок. Представил, как пуля войдет между глаз, и ему стало не по себе. Черт, опустила бы голову! Неужели не понимает? Николай оттолкнул ее прикладом, и девчонка с воем завалилась на спину. Лицо посерело от ужаса. Он приказал ей лечь на живот. Не послушалась. Так и осталась лежать на спине, дрянь, словно нарочно его мучая. Николай скрипнул зубами. Чтобы стать вождем, нужно заплатить цену. Освобождение Македонии — вот цена ее смерти. Он представил будущую славу. Представил себя лидером страны. И, вдавив приклад в плечо, навел прицел на измазанное слезами лицо.