Я направилась к огороду в надежде, что стены послужили для него надежным укрытием, однако дальняя стена целиком обрушилась, на ее месте лежала груда камней, и ветер разгулялся здесь во всю свою буйную силу, кружа и вырывая все подряд. Калитка слетела с петель, и мне стоило немалого труда пробраться через нее. А когда мне это удалось, я пожалела об этом.

Ореховая аллея исчезла. Там, где красивые, стройные, молодые деревца образовывали над головой арку, где я прогуливалась, любуясь открывающимся вдали видом и серебристым блестящим шпилем, громоздились кучи переломанных веток и торчали жалкие пеньки.

И тогда я разрыдалась, хотя это были никчемные слезы и они скоро прошли.

Сильно похолодало. Небо было равномерно серого, водянистого цвета. Туфли промокли насквозь, полы плаща прилипли к ногам.

И тогда-то мне отчаянно, до ужаса, до безумия захотелось, чтобы рядом был Максим. Я не могла, не имела сил оставаться в одиночестве. Я не помнила, что мы сказали друг другу напоследок, в чем заключалось недопонимание между нами. Я знала лишь то, что ничего толком не объяснила, не сказала, что о многом сожалею.

Я почти побежала по траве к дому. Я должна каким-то образом выяснить, куда он уехал, и заставить его вернуться домой.

Но едва я влетела в холл, как увидела открытую дверь кабинета и письмо, прислоненное к чернильнице на письменном столе. Я вошла. Это был простой белый конверт, без адреса. Но я не сомневалась, что он предназначался мне, села на стул, вскрыла его и прочитала.

Хотя я и так знала, не читая. Я знала, что таилось в его голове и сердце, что его терзало и мучило, знала о его чувстве вины и о том, какой он видел выход.

Нас наказывают не за грехи - сами грехи нас наказывают. Мы не можем жить, сознавая свою вину в течение всей жизни.

Кончив чтение, я услышала голоса. Меня окликнула Дора.

Они пришли узнать, все ли с нами в порядке, посмотреть, какой ущерб нанесла буря, и были очень расстроены. От такой доброты и участия я разрыдалась и, рыдая, рассказала, что могла, о Максиме. После этого они все взяли на себя, отправили необходимые сообщения, в дом в течение нескольких часов приходили и уходили люди, а мне лишь оставалось ждать вестей и того момента, когда исправят телефон; когда он наконец зазвонил, я взяла трубку и услышала то, что рассказали мне о Максиме.

Он почти доехал туда. Его машину нашли врезавшейся в дерево на одной из узких, извилистых развилок, недалеко от Мэндерли. Я проезжала по ней одна год тому назад, а раньше мы оба часто там ездили.

Я не хотела ехать. Я попросила послать за Фрэнком Кроли. Он был старинным другом Максима, сказала я, и сможет наверняка его опознать. Но так нельзя, ответили мне. Я была ближайшей родственницей. Его женой. Миссис де Уинтер. Я должна ехать.

На его теле почти не было следов повреждений, если не считать еле заметного синяка на лбу. Я не могла понять, от чего он погиб.

Впрочем, я не думала об этом. Я не видела его там. Я видела его в других местах, где мы бывали вместе, видела, как мы ехали по дороге в Монте-Карло, гуляли по Счастливой Долине с Джеспером, который крутился у его ног, видела его стоящим рядом со мной на старом пароходе, плывущем в Стамбул, между заходящим солнцем и взошедшим серпом луны, видела, как он, стоя на зеленом косогоре, разглядывал Коббетс-Брейк, укрывшийся в чаше под нами.

Поначалу я не хотела вообще устраивать никаких похорон, однако что-то все же нужно было организовать, тем более что этого хотели другие - Джайлс и Роджер, Фрэнк Кроли, старина полковник Джулиан. Но заупокойная служба не должна проходить в церкви Керрита или даже в деревенской церкви близ Коббетс-Брейка. Ничего этого я не хотела и сама удивлялась тому, насколько решительно была настроена; и не должно быть никакой могилы.

Он не должен быть похоронен в могильном склепе, рядом с ней. Этого я не могла бы вынести; а поскольку хоронить более негде, значит, тело не должно быть предано земле.

Мы приехали в маленькое, ничем не примечательное местечко в двадцати милях от развилки, где машина врезалась в дерево, местечко, которое я никогда не видела и не увижу впредь. Поэтому я и выбрала его - разумеется, с помощью Фрэнка. Он его нашел и взял на себя все формальности.

Нас было семеро, да еще священник, и очень скоро все завершилось. Я предприняла необходимые меры, чтобы об этом не узнал больше никто. Однако когда мы возвращались к дороге, вдыхая влажный воздух, пахнувший осенью и морем, я увидела высокую, худую, чем-то знакомую фигуру в пальто; затем фигура свернула в сторону и, когда я снова оглянулась, пропала из виду. Лишь много времени спустя Фрэнк сказал, что то был молодой Роберт, лакей из Мэндерли, до которого дошли какие-то слухи, и он пришел из Керрита, где продолжал жить все это время, однако лишь походил вокруг, не желая быть назойливым.

Больше ничего не было - ни чая, ни сборища людей. Она не пришла. Как и Джек Фейвел. Но я знала, что они не придут, в этом не было нужды, они добились того, чего хотели. Отмщения, сказала бы я. Максим назвал бы это правосудием.

Оставалось сделать единственную вещь, и это должна была совершить я одна. Фрэнк, славный, дорогой Фрэнк очень переживал по этому поводу; он бы непременно пришел, он считал, что должен быть там - ради меня. И еще потому, что считал это своим долгом. Однако я убедила его, и он не стал спорить, он понял.

Нанятая мной машина доставила меня до места; я взяла с собой маленький деревянный ящик, на котором было написано его имя, и мы добрались до гавани, где меня уже ожидала небольшая яхта; я увидела, что она принадлежала сыну Тэбба. И хотя мне не хотелось, чтобы к этому был причастен кто-либо, кого я знаю, я не стала огорчаться - ведь фактически я его не знала, так что все верно.

Было серо, сыро и туманно. Я ощущала брызги на лице, пока мы пересекали залив, направляясь в бухту. Море было спокойное. Яхта двигалась медленно, мотор работал тихо, казалось, что прошло много времени. Мы не сказали ни одного слова друг другу до того времени, пока внезапно я не увидела деревья на берегу; за ними, в глубине, пряталось то, что некогда было Мэндерли.

- Здесь, - сказала я. - Остановите здесь.

Он выключил мотор, и стало совершенно тихо, если не считать криков чаек. Впереди виднелись бухта и пляж, однако я не хотела подплывать ближе. Я подошла к борту и выждала минуту, затем открыла маленький ящик и медленно его перевернула, высыпав бледный пепел; отдельные частички его поднялись и полетели по направлению к Мэндерли, уносимые соленым морским ветром.