Но если об этой крупномасштабной дезинформации знала Фемида, какого же черта не предупредила? Или хотя бы намекнула!

– Работа в Конституционном суде сейчас весьма сомнительна. – Генерал, как бы освобождая проход, придвинул дорожную сумку к банкетке и сел. – Вы никак не хотите пойти навстречу, предлагаете исторические дискуссии, лавируете. Неужели не понимаете, что все это – напрасно?

Бурцев слушал его вполуха, сосредоточась на шумах, доносящихся сквозь открытое окно в зале. Там лишь ветер всхлопывал занавесками. Между тем Скворчевский плотно придвинул к себе сумку, тем самым лишив Бурцева возможности достать оружие.

А самое опасное – в сумке находились ксерокопии письма Тропинина и берестяной грамоты…

Сам виноват, сделал глупость и не унес сумку на кухню. Можно было бы спрятать бумаги, даже достать пистолет, когда ходил за магнитофоном, тем более кобура сверху лежит…

Начать игру в соглашательство тоже нельзя – вдруг у ментов не сработала сигнализация или вообще плевать они хотели на проникновение, на то, что в квартире, поставленной на охрану, открыто окно и горит свет?

Пора бы уж приехать! За что деньги берут?

– Вы чем-то расстроены? – Ласка в голосе генерала незаметно превращалась в цинизм.

– Да нет, раздумываю над предложением, – вздохнул Бурцев, глядя в раскрытую на коленях книгу. – Не привык делать скороспешных шагов…

– Это не правда, вы слишком опытный человек, чтобы не понимать простых вещей. Если я сам пришел к вам, значит, это очень серьезно. Значит, нужно соглашаться в любом случае.

Сергея осенила неприятная догадка: что, если они отключили телефон, а значит, и сигнализацию? Вообще, как эта жлобская система работает?!

– То есть без результата не уйдете? – спросил он.

– Для вас это очень опасно, если я уйду без результата. Не понимаю, что вас смущает? Не в шпионы же вас… вербуют, не в иностранную разведку. Государственная организация, да, серьезная организация. Вас пугает грязная работа? Согласен, это противно… А все-таки кто-то должен делать и грязную работу, если мы говорим о государственных интересах! Вы что, работаете в спецпрокуратуре в белых перчатках? Только не рассказывайте мне, с каким дерьмом вам приходится там возиться.

– Приходится, – согласился Бурцев, оттягивая время. – Старики рассказывают, в недалеком прошлом… имеется в виду коммунистическое прошлое – контроль зарубежных спецопераций – полное дерьмо, замешанное на крови. Но у нас же сейчас демократия и на исходе второе тысячелетие.

– Не следует прикидываться наивным, Сергей Александрович, – заметил Скворчевский, и улыбка его теперь напоминала ухмылку.

А Сергей подумал, что, если вневедомственная охрана не приедет в течение трех минут и если ему удастся выкрутиться из ситуации, первое, что он сделает, – возбудит уголовное дело за халатность против милицейского начальника. И сгноит его в спецколонии! Мало того, даст тайное задание «хозяину», чтобы этот заключенный весь срок спал возле параши и выносил ее из камеры.

Для полного антуража сейчас следовало взорваться.

– Но есть принципы! Вам не знакомы эти понятия, генерал? Я не хочу! Не желаю возиться в грязи! Потому что она пахнет… пахнет примитивным фашизмом!

Сволочь, он тоже сыграл взрыв! Причем интеллигентский, рафинированный.

– Вы идеалист или, простите, дурак! Всякая демократия всегда пахнет фашизмом! Всякая! Потому что управляется тайными коричневыми орденами! И другой быть не может. Потому что быдло не может управлять государством с развитой демократией!

Сам же расстегнул «молнию» на сумке почти до половины, так что виднелись теперь ремни плечевой кобуры.

«Ну сука! – пригрозил мысленно Бурцев начальнику вневедомственной охраны. – Накажу, чтобы тебя на зоне опустили, паскуду!»

Надо было давно выкрикнуть про себя эту фразу, может, скорее бы услышал!

А он услышал, потому что на лестничной площадке послышался неясный шорох, будто песок под ботинками. Хотя на улице ни воя сирен, ни отблеска мигалок, ни даже шума двигателя.

Скворчевский не услышал шороха, поскольку кричал, размахивая руками:

– Что? Вы еще не насытились властью народа? Не нахлебались речей думского быдла? Да если бы наш президент не опомнился и не расстрелял этих гнусных профанов, от вашей демократии и следа бы не осталось! Демократия…

В этот миг в растворенное окно влетела квадратная фигура с пистолетом в вытянутых руках, но эффектного прыжка не получилось, милиционер зацепился ногой за спинку кресла и плашмя рухнул на пол – перетянул бронежилет!.. Еще когда он был в полете, Бурцев пинком откинул свою сумку в глубь коридора и встал к двери, отрезав путь к отступлению.

Он не спускал со Скворчевского глаз и потому не видел, когда в окно заскочил еще один мент с автоматом, и в тот же момент дверь выгнулась от мощного удара снаружи.

Дальше все происходило как в дурацком американском кинобоевике на русский манер. Не успел Бурцев крикнуть, что он хозяин квартиры, как тут же получил чем-то в зубы и, не удержав равновесия, ударился о стену спиной и затылком. Успел заметить, как тот первый, квадратный, сшиб на пол Скворчевского и теперь совал ему пистолет в лицо, застегивая наручники на его запястьях.

От удара затылком из глаз брызнули искры и пошли лиловыми пятнами, пол отчего-то оказался перед самым лицом, а на плечи будто штангу бросили и в ту же секунду начали заворачивать руки. Сергей еще раз хотел сказать, что находится в своем доме, однако онемевшие губы и язык не слушались и получался чужой, горловой звук.

Потом только он сообразил – это и неплохо, что берут их, как грабителей, сразу обоих. Значит, здесь разбирательства не будет, повезут в отделение.

Навалившийся на спину бугай едва застегнул наручники, как снаружи наконец высадили дверь, и она рухнула на голову этого бугая, потому что он тяжко охнул и свалился на бок. Их обоих накрыло сверху, а эти, что ворвались с площадки, загремели ботинками над головой.

– Мать вашу!.. Скотобаза! – заревел бугай, сбрасывая дверь. – Охренели, козлы, в натуре!..

Бурцев приподнял голову, в косом, плывущем кадре увидел Скворчевского, мешком лежащего у стены почему-то со спущенными брюками, после чего ощутил толчок вроде подзатыльника – и твердый пол размягчился и стал расступаться, будто рыхлый песок…

Он очнулся в машине с воющей сиреной и, словно с глубокого похмелья, подумал – где это я?..

Затем разлепил глаза, увидел перед собой широкую кевларовую спину и успокоился. Пошевелил языком – язык распух и обрел какую-то странную чувствительность: собственный рот казался огромным и пустым…

И подумал, что впервые в жизни ему так досталось и впервые заковали в наручники.

Везли куда-то далеко, до местного отделения вневедомственной охраны было рукой подать… Сообразил: конечно же в УВД округа или на Петровку. Как ни говори, а грабителей взяли на месте преступления, взломщиков квартир.