Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мое тело натянуто, как струна. Не мог наглядеться на эту неземную красоту. Каждый изгиб ее тела – это искусство. Неповторимое, тонкое. Пышная грудь, узкая талия, что помещается в моих ладонях. Задница, которую я уж точно отымею сегодня.
Несмотря на всю свою порочность, о которой я знаю, сейчас она выглядит, как ангел. А эта спинка…Леа разворачивается. Я вижу ее крылья. Лопатки такие хрупкие. Вспоминаю, как давил на них в порыве страсти, ставя на четвереньки.
Все это мое, мое, Мое. Мое!
От кончиков волос, до пальчиков, что она сжимает, когда поднимаю ее на вершину блаженного Олимпа. Когда мы с него вместе падаем, в пропасть похоти, страсти и разврата.
Она другая. Чужая на этом маскараде смерти…
Настоящая. В губах нет силикона, ни искусственных волос. Но ее красота в другом. В женственности. В потрясающей, сшибающий с ног…каждое движение – сплошная грация и музыка. Медлительность и изящность кошки.
А ее голос? Она растягивает слова. Сейчас я это так четко вспоминаю. Все женщины мира должны у нее поучиться. С такой девушкой трудно поссориться и всегда можно успеть закрыть рот. Поцелуем.
– Моя, – рычу, по-прежнему пялясь на Леа. К ней подошла какая-то компания из куриц. – Моя, ясно?
– Ясно, – Эндрю приподнял бровь, поглядывая на разбитый бокал. Потом снова на меня. Гаденыш расплылся в улыбке из серии «попался».
– Мне ее подарили, – уже более равнодушно добавил я и отвел от Леа взгляд. Но не тут-то было. Ее образ отпечатался в моей памяти, прилип. Я уже драл ее в своих мыслях, мечтая дожить до ночи.
Богиня. Богиня, из-за которой бы развели войну все Боги.
Как хорошо быть Богом среди Богов и знать, что у тебя нет конкурентов.
Оглядываю зал. Все видно сразу – театр аристократов. Зажравшихся людей. Невольно вспоминаются «Голодные игры» и вечер главной героини в Капитолии – герои книги настолько зажрались, что принимали специальные препараты, чтобы блевать и закидываться едой снова. Эти, казалось, были примерно такими же…
Может, не все из них. Но большинство.
Зал сверкал, начищенный до блеска. Хрустальная люстра над лестницей, по которой я спустилась, была настолько огромной, что я боялась, что она может обвалиться вместе с потолком. Зал был украшен цветами, небольшими фонтанами и статуями – все выглядело, как в кино. Вот она моя мечта. Я на светском мероприятии. Не хватает только блокнота и ручки. Я бы обязательно прошлась по всем этим богачам и узнала их тайны. А потом бы написала еще десяток оскорбительных статей…да, я любила подгадить этим ублюдкам.
Злость возвращается ко мне, хоть я и уверена в том, что выгляжу я изысканной тихоней. Пусть Кай обманется. Пусть видит во мне покорную невинность.
Пусть пожалеет меня. Может, одумается и изменит свое решение…по-поводу новых жутких способов дрессировки.
– Детка, вы изумительны, – ко мне подходит женщина, старше меня лет на пятнадцать. Или это накаченные не в меру губы так старят ее? Я не против легких исправлений, но это уже слишком. Такая пока поцелует, задушит. Кстати, неплохая идея. Накачаю губы, одарю Кая поцелуем смерти. – Вы с кем пришли?
– Я…меня зовут Леа, – поправляю волосы, неуверенно чувствуя себя в кругу окруживших меня изысканных женщин. В кругу оскалившихся гарпий. – Я тут с мистером…
– Ох, Шантель, ну, что за вопросы. Не видишь? Она тут ни с кем, – она как-то странно хихикает, взмахнув своим пушистым болеро, украшающим обнаженные плечи.
– Прочтите, что?
– Милочка, знаю я таких, как ты. Только мужей наших уводите и кошельки их опустошаете. Пришлось поработать, чтобы заполучить этот кулон на шее, не так ли? – она пренебрежительно осмотрела меня с ног до головы и, развернувшись, покинула территорию.
– Я никого не уводила.
– Не обращай внимания. Розе изменил муж. Обычное дело, а она все удивляется.
– Да уж, какая разница? Главное, чтобы мужик дарил подарки и обеспечивал. Кого он там имеет – не мое дело. А она еще и любви от него просит. Обиженная. Не обращай внимание, Леа. Мы не кусаемся, – дружелюбно пояснила одна из женщин. Губы алые, волосы – платиновые. Красивая женщина, дорогая. Но глаз за нее не цепляется, впрочем, как ни за одну из них. Я разглядываю мужчин.
А тут уже интереснее.
Знаю, Кай совершенство. Но это просто какой-то бал шикарных красавчиков. Сразу вижу, что многие из них – арийцы. Не американцы. Это ясно по чистейшим голубым глазам и светлым волосам. Все ухожены и любезны.
Но меня не проведешь. В каждом из них сидит в какой-то степени извращённое животное. Просто степень эта у всех разная. Все они, как и Кай, не могут радоваться простым вещам. Им всем нужно еще больше, чем у них есть.
И это не плохо – желать большего. Я не хочу их судить и не буду. К тому же, я никого из них не знаю и искренне верю, что не все здесь такие, как Кай, и мужики из черной папки. Очень хочу верить…
Время идет, я провожу время в компании, по большей части, женщин. Попиваю игристое вино из красивого бокала. Мозг расслабляется, отдыхает. Боль уходит. Алкоголь дарит иллюзию свободы, которой у меня нет, и мне это нравится. Мужчины знакомятся со мной, и в каждом взгляде читается желание. Я не отвечаю или отвечаю односложно, даже не глядя на них.
Это все, на что я способна. Возбуждать. Они видят во мне куклу для траха. Внутренний мир (а он у меня когда-то был. Около двух лет назад) никому не интересен.
Они переглядываются с моей охраной и как-то быстро уходят.
Не могу найти Кая, но чувствую его взгляд на себе. Я покрыта крохотными мурашками, будто в помещении холодно. Платье без лифчика…хорошо, что можно прикрыть волосами возбужденные соски.
Чувствую себя здесь чужой. И не понимаю, почему он позвал меня сюда, если собирается опозорить перед всеми этими людьми. Очевидно, чтобы ударить побольнее. Хотя, я уже давно перестала искать логичные объяснения поступкам Кая. Он сам себе творец и делает все, что хочет. Это гадко, и разумом я понимаю, что должна каким-то способом отплатить ему вендеттой за вендетту. Да, может, по документам я и принадлежала ему, но я была уверена, что это все равно незаконно…
А потом я представляю, как предаю своего хозяина, и дрожу всем телом. И не только от того, что он будет гнить в этом жутком месте, а от боли, что буду чувствовать, когда наши души развяжутся. А они перевязаны. Не знаю, как, наверное, вопреки всему, что он сделал…
Наверное, я больна, зависима и одержима. Но я не представляю жизни без Кая.
Но назвать это чувство «любовью» язык не поворачивается. Любовь? Кай перетрахал притон дешевых шлюх, а я раздвигаю перед ним ноги, как он когда-то сказал «по щелчку пальцев». Почему? Потому что он внушил мне это…присвоил душу и тело.
Неужели я такая бесхарактерная? Или когда речь идет о Кае Стоунэме, ни у кого не остается шансов сохранить волю?