Хотя это лишь ускорило развязку. Князь и в самом деле не умел быть Грозным. К нему поступили доказательства только на одного Кучковича, а его родных Боголюбский не трогал, они оставались при дворе. Приговор даже не успели привести в исполнение. О нем пронюхал Яким Кучкович и «поспешил к братье своей, к злым советникам, как Иуда к евреям, стараясь угодить отцу своему сатане»[119]. У зятя Кучковичей Петра были именины, и заговорщики собрались у него под этим предлогом. Яким внушал:

«Сегодня князь казнит одного, а завтра нас».

Сколотили отряд из 20 человек — Петр, Яким, «жидовин Ефрем Моизич», ключник осетин Анбал, жена-болгарка…

Наступила ночь на 29 июня. Злодеи трусили, робели. Чтобы побороть страх, сперва отправились в погреб, напились крепкого меда. Стража знала убийц как высоких начальников, подпустила к себе, и ее без шума перерезали. Но зажигать свет боялись, как бы не разбудить обитателей боголюбовского дворца. Подкрались к спальне государя, постучались, кто-то назвался Прокопием, любимым слугой Андрея. Князь распознал обман, стал искать меч. Его на месте не оказалось, Анбал заблаговременно вынес оружие, а заговорщики вышибли дверь. Началась свалка в кромешной темноте. 63-летний князь дрался, как лев, сбил с ног первых нападающих, одного из них приняли за Боголюбского и проткнули мечами.

Но князь выдал себя голосом, кричал:

«Бог отмстит вам мою кровь и мой хлеб».

Его рубили, кололи. Потом подхватили раненного сообщника, кинулись наутек. А Боголюбский был еще жив. Собрав силы, пополз по полу, даже смог спуститься по винтовой лестнице. Убийцы услышали его стоны, решили вернуться. Не нашли его в спальне и пришли в полный ужас — что с ними будет, если князь призовет людей? Тут уж отбросили всякую осторожность, запалили свечу и пошли по кровавому следу. Андрей укрылся в нише за колонной. Пересиливая чудовищную боль, он читал молитвы. Петр Кучкович отсек руку, поднятую для крестного знамения, и Боголюбский успел прошептать: «Господи! В руце Твои предаю дух мой!»…

О, вот сейчас злодеи почувствовали себя уверенно. Прошлись по дворцу, умертвили верных слуг и дружинников государя. Остальные прятались или разбегались. Их подтолкнули в нужном направлении, открыли винные подвалы и кладовые — перепивайтесь, грабьте. Сами убийцы взялись обчищать княжескую сокровищницу, это была заслуженная плата исполнителям. Выгребли все ценное из гардеробов, содрали со стен, обобрали даже мастеров, приглашенных Боголюбским для росписи и украшения его резиденции.

Нагой труп князя валялся в огороде, убийцы хотели кинуть его псам. Позаботился о нем лишь один человек, пришедший из Киева Печерский монах Кузьма. Ему угрожали, запрещали брать тело, но Кузьма не дрогнул. Обличил и пристыдил Анбала, напомнил, сколько добра сделал ему государь. Ключник все-таки бросил монаху ковер и плащ. Вокруг царило полное безумие. Кто-то тащил украденные вещи, кто-то допивался до невменяемого состояния. Кузьма укрыл мертвого, сам понес в церковь. Но в ней заперлись перепуганные пьяные слуги, не открыли дверей, пришлось положить князя в притворе.

Когда весть о смерти государя разнеслась по Владимирской земле, это тоже вызвало беспорядки. В одних селах крестьяне натерпелись от княжеских тиунов, кинулись грабить их дворы. А в других селах и во Владимире люди вскипели от возмущения — бояре и придворные убили их любимого князя! Принялись громить дома и усадьбы знати. Убийцы благоразумно не стали ждать, когда очередь дойдет до них. Нагрузили длинный обоз драгоценной добычей и удалились в сторону Ростова. Знали, там не обидят, не осудят. Как можно осуждать, если даже епископ Леон был причастен к заговору! Свое отношение к убийству он продемонстрировал очень красноречиво: тело великого князя 9 дней лежало без погребения.

Свой долг исполнил не епископ, а русское духовенство. Священник Микула, тот самый, который когда-то сопровождал из Вышгорода Владимирскую икону Божьей Матери, вынес ее их храма и устроил крестный ход. Это отрезвило горожан. Они успокаивались, прекращали буйства, собирались вокруг иконы. Священники сорганизовали владимирцев, траурное шествие отправилось в Боголюбово. Взяли гроб с останками государя, несли на руках. Под рыдания и стенания народа князь Андрей прибыл в построенный им город, лег в построенном им Успенском соборе. Простые русские люди уже тогда начали почитать князя как святого, Печерские монахи признавали страстотерпцем, писали его житие. Но Константинопольская патриархия злобилась на него даже после смерти. Св. благоверный великий князь Андрей Боголюбский был официально канонизирован лишь в 1703 г., при Петре I.

Андрей Боголюбский был далеко не единственной жертвой измены аристократов. Феодальная знать во всех странах вела себя примерно одинаково. В Польше она то и дело бунтовала, свергая неугодных королей. В Англии Генрих II твердой рукой привел к порядку разболтавшихся баронов, но они натравили на короля собственных сыновей. Его разбили, принудили отречься от короны, от потрясения он умер, придворные еще и ограбили покойного, бросили в одной нижней рубахе. Но и после его смерти свары продолжались, и сына Генриха II, Иоанна Безземельного, бароны заставили подписать «Великую хартию вольностей», предоставить им права вытворять все что хочется.

Германскому императору Фридриху Барбароссе его вассалы подстроили пакость, в критический момент не пришли ему на помощь, и в битве при Леньяно он потерпел от итальянцев сокрушительное поражение. В Венгрии бароны продались византийцам. В 1172 г. они отравили короля Гейзу II. Тут же пришел император Мануил Комнин с войском, привез из Константинополя королевского брата Белу, и феодалы возвели его на трон. Но прежние заигрывания Мануил отбросил, статуса византийского наследника он Белу лишил, его брак со своей дочкой расторг — слишком велика честь. Новый король просто признал себя вассалом императора.

В Галиче бояре взялись регулировать даже личную жизнь князя Ярослава. Втянули в дрязги его жену и сына Владимира. Вельможи стали их лучшими друзьями, супруга со скандалами требовала от мужа следовать их советам. Сына «друзья» приручили, с юных лет приохотили выпивать, напропалую блудить с холопками. Специально растили наследника, при котором всеми делами будут заправлять они. Дошло до того, что Ярослав выслал жену и Владимира. Он полюбил простую девушку Анастасию, у них родился ребенок. Но однажды ночью вооруженные бояре ворвались во дворец, князя и его любимую захватили прямо в постели. Анастасию вытащили на площадь, соорудили костер и сожгли. А Ярослава приволокли и заставили смотреть, как она корчится в огне, во что превращается дорогое для него тело. Любуйся, князюшка, послушай вопли, подыши гарью и запоминай, не иди поперек боярской воли…

Смоленску, казалось бы, оставалось только радоваться с князем Романом — он полностью пошел в отца, Ростислава Набожного: бескорыстный, добрый, справедливый. Но по натуре он был слишком мягким, и городская верхушка совсем распоясалась. Стала вести себя так же, как в Новгороде. Капризничала, бушевала на вече, подстрекала жителей к бунтам, Романа несколько раз выгоняли. Вступались его братья Рюрик, Давыд и Мстислав Храбрый, грозили, вели переговоры и кое-как возвращали князя обратно.