С Мстиславом II у Мануила Комнина никаких проблем не возникало. Он готов был во всем слушаться императора, лишь бы греки поддерживали его. Православных подвижников отлучали и казнили, а в это же время в Киев ехала делегация византийского союзника, римского папы Александра III. В начале 1169 г. великий князь и митрополит торжественно встретили ее. Латиняне прибыло по очень важному делу, русским предстояло послать воинов на запад, влезть в войну против врага папы и Мануила, германского императора Фридриха Барбароссы. Послов чествовали на пирах, митрополит двумя руками благословлял предприятие. Мстислав II уточнял, сколько приплатят союзники за русскую доблесть и кровь. Но столь многообещающие переговоры пришлось срочно свернуть. На Киев шло войско Боголюбского…

Владимирский государь был очень сдержанным человеком. В свое время он оставил без ответа убийство отца, истребление суздальцев в Киеве. Но вызывающего убийства Федора, поругания Русской церкви, он не стерпел. Командование полками он поручил любимому сыну Мстиславу Андреевичу и воеводе Борису Жидиславичу. Присоединились сыновья Ростислава Набожного, братья Боголюбского, другие обиженные Мстиславом II. Собралась армия одиннадцати князей! Рязанский, муромский, полоцкий властители не пришли, но прислали свои дружины. А Киевский великий князь внезапно обнаружил, что друзей у него… нет. Греки и поляки были далековато, а князья, даже и не выступившие против него, защищать его не пожелали. Он сумел призвать лишь торков и берендеев, но и они были ненадежны. Полки со всей Руси обложили столицу.

Киевляне были в общем-то спокойны. В усобицах горели города, растаскивалось награбленное, уводились в плен жители — но это были любые другие города, не Киев. Киев привык к особому статусу. Его обхаживали, с ним заигрывали. Он сам провозглашал великих князей и сам же предавал их. Даже те их них, кто приходил к власти силой, считали долгом ублажать столицу, подольститься к ней. Киев диктовал им свои правила. Столичную знать надо было вознаградить должностями и пожалованиями, столичную чернь пощедрее поить и кормить, раздавать деньги, ткани, меха в честь восшествия на престол, в честь праздников, побед над соперниками. Кто угодно мог разоряться и бедствовать, а Киев только жирел.

Сюда стекалось награбленное в остальных землях: оседало в великокняжеских и боярских дворцах, кладовых, жертвовалось столичным храмам, пропивалось на массовых угощениях, разбазаривалось на раздачах, перепродавалось. Купцы были здесь в полной безопасности, где же еще развернуться, как не в Киеве? Сюда стекались и пленные, их приводили князья-победители, княжеские и боярские воины, пригоняли торки, берендеи, черные клобуки. Кого-то разбирали в усадьбы и деревни знати, кого-то сбывали перекупщикам. Состоятельные горожане прохаживались по рынкам, придирчиво выбирали подсобного работника в мастерскую, огородницу, ткачиху, потерявшую младенца и почерневшую от горя мать с разбухшими грудями — будет хорошая кормилица их чаду.

Лучших невольников и невольниц скупали греки. Мстислав II особо заботился о византийских купцах, высылал воинские конвои, чтобы караваны их судов беспрепятственно проходили по Днепру[113]. Да и иудейский квартал Киева никуда не делся. Пожил какое-то время скрытно, замаскировавшись крещением, а потом о запрете Мономаха и совсем забылось. Сменяющимся великим князьям требовались деньги, они расплачивались уступками. Приехавшие константинопольские работорговцы душевно встречались со старыми киевскими знакомыми, которые уже заготовили живой товар на экспорт. Изучали, оценивали, торговались, жалуясь друг другу на трудности и дороговизну…

Киевляне теперь даже не усердствовали оборонять свой город. Кому хочется схлопотать стрелу? Осаждающие постоят, как обычно вступят в переговоры со столичной верхушкой, определят, кому из князей править, на каких условиях его примут… Но Андрей Боголюбский был далек от того, чтобы подыгрывать столичной гордыне. Он видел в Киеве не вожделенную цель, а уродливую и развращенную химеру, соблазняющую Русь иллюзией величия, видел плацдарм чужеземцев. Он преднамеренно «опустил» Киев.

Мстислав Андреевич получил от отца четкие наставления, как ему действовать. Высмотрел слабые места, убедился в нерадивости защитников. На третий день осады, 8 марта 1169 г., отборный отряд дружинников неожиданным броском ворвался в город и открыл ворота. Войско хлынуло в столицу. Мстислав II ускакал, бросив семью. Последние соратники, черные клобуки, изменили ему, чуть не застрелили. А с Киевом сын Боголюбского поступил так же, как победители поступали с «обычными» городами, отдал его на трехдневное разграбление. Тут-то и проявилось, сколько же он напакостил остальной Руси, сколько обид накопилось на Киев у суздальцев, переяславцев, Полочан, рязанцев, северцев. Упрашивать никого не пришлось, набросились с огромным удовольствием.

Впрочем, гнев Боголюбского обрушился не на весь город. Печерский монастырь и дома некоторых граждан владимирские воеводы взяли под охрану от увлекшихся воинов. А остальные расплачивались за прежнюю сладкую жизнь. В хаосе погрома были убитые, но мало. Зато обчищали крепко. Победители расплескались по дворам бояр и чиновников, по богатому торговому Подолу, набивали телеги и вьюки несметной добычей. Набирали сколько хочешь пленных, волокли в обозы приглянувшихся киевлянок. Разве не вы и не ваши близкие резали суздальцев, наживались на бедах других княжеств, пировали за их счет, продавали и покупали чьих-то жен и детей, равнодушно ходили мимо невольников? Так почему вы должны быть исключением? Попробуйте то же самое.

С этим, кстати, соглашались и летописцы, признавали, что Киев пострадал справедливо, за грехи его жителей и «митрополичью неправду». Греческую митрополию Боголюбский наказал в первую очередь. Печерский монастырь княжеские дружинники оберегли, а митрополичьи церкви, Софийскую и Десятинную, целенаправленно разорили. Орудовали уверенно, спокойно, и святотатцами себя ничуть не считали. Наоборот — храмы были для них уже оскверненными. Греки осквернили их ложью, лицемерием, нечистой политикой, вероотступничеством, под их сводами разыгрывали суд над Федором, отлучали Печерских монахов. Поэтому из опоганенных церквей вывозили все святыни, иконы, книги, утварь, снимали колокола.

Митрополит Константин куда-то успел скрыться, но потрясения не перенес, вскоре преставился. А Боголюбский унизил Киев и иным образом. Он не взял город себе, не отдал его сыну, не пожелал даже приехать полюбоваться на павшую столицу. Он пренебрег Киевом. Собственной властью поставил княжить брата, Глеба Переяславского. Поставил как своего подручного, а государь на Руси отныне был один — во Владимире.

Оставалось еще усмирить Новгород. Ту же армию, которая разгромила Киев, Мстислав Андреевич по приказу отца повел на север[114]. Хотя состав ее изменился. Большая часть владимирских полков двинулась домой, сопровождая огромные обозы. Разошлись и многие союзники. На новое предприятие разохотились те, кто не удовлетворился богатой добычей, жаждал еще. Присоединились и свежие отряды черниговцев, смолян, рязанцев, Полочан. Узнав о сказочных трофеях, захваченных в столице, завидовали, спешили наверстать упущенное. Кусали себе локти, что не рискнули выступить под Киев, так ведь и Новгород богатый город, можно прибарахлиться ох как солидно!