— Слева не так круто, — наконец сказал он и осторожно пошёл туда, где склон полого опускался к лесу. — Видгнир, Гунтер, на всякий случай держите самострелы наготове.

Почва осыпалась под ногами, копыта лошадей раскалывали мелкие камешки. Спуск оказался куда труднее, чем полагал конунг. Вполголоса чертыхаясь и стараясь сдерживать коней, люди скользили вниз, иногда спотыкаясь и падая. Только Синир, чья шерсть под лунным светом приобрела серебряно-голубую окраску, резво скакал с камня на камень, иногда вытягивая шею и принюхиваясь. Отец Целестин проклял всё, пока спускался. Разодранное сзади одеяние путалось в ногах, и кончилось это тем, что монах наступил на его край, упал и остаток пути проделал на собственном заду. Тяжелее всех пришлось Торину — он вёл сразу двух лошадок, свою и Лофта, и молил богов только об одном — лишь бы кони не сломали ног.

Внизу пришлось продираться сквозь участок, заросший похожим на терновник кустарником, чьи ветви сплелись настолько густо, что конунгу пришлось снова взяться за меч, освобождая дорогу. Отлепляя от себя колючки, отец Целестин с огорчением подумал, что если к утру на нём останется хоть клочок одежды, то он прочно уверует в любые чудеса. Хорошо, что в мешке запасная ряса лежит.

У края леса деревья росли негусто, и Торин решил сделать остановку. Передохнуть хотелось всем — позади был долгий путь через владения Вендихо и переход (а скорее, бегство) через границу двух миров. События минувших суток утомили и конунга, и его спутников. Кроме того, вокруг не происходило ничего подозрительного. В лесу ухали совы, где-то далеко пару раз прокричала выпь, шумели под порывами ветра кроны деревьев. До рассвета оставались ещё долгие часы, если, как рассудил отец Целестин, движение светил в этом мире такое же, как и в Мидгарде. Костёр разводить не решились, помня предостережения Локи, и, поев холодной рыбы из старых запасов, устроились на отдых. Первым сторожить вызвался Видгнир.

— Всё равно спать не хочу. Луна зайдёт, разбужу Гунтера, — сказал он конунгу. — И вижу я в темноте хорошо.

— Чуть что — буди, — прокряхтел Торин, усаживаясь возле ствола старой берёзы. Обнажённый меч он положил справа, сразу под рукой. Схватить его можно было моментально. Сигню и Гунтер легли рядом с ним и сразу заснули. Отец Целестин вынул из мешка плащ, ощупал его и пришёл к неутешительному выводу: накидка с прошлого дождя так и не высохла. Спрятавшись за дерево, монах стащил с себя изодранную рясу. Расстроено цокая языком, осмотрел повреждения и понял, что работы у Сигню-Марии прибавится. Одежда приобрела настолько непотребный вид, что носить её дальше было бы просто неприлично. Найдя в мешке запасную, крашенную луковым отваром в коричневый цвет рясу с большим капюшоном, отец Целестин оделся, поправил крест на груди и, выбрав местечко недалеко от деревца, к которому привязали лошадей, разлёгся на травке, засунув мешок под голову. В лесу хрустнула ветка.

— Ты ничего не слышал? — вполголоса спросил подошедший Видгнир. Монах приподнялся на локте.

— Если бы на нас хотели напасть, то уже давно напали бы, — громким шёпотом ответил он. — Ты-то сам ничего не ощущаешь?

Видгнир повертел в руках самострел.

— Даже и не знаю. Здесь всё не так, как у нас, — и, помявшись, добавил: — Как ты думаешь, что случилось с Локи? Сможет он нас догнать?

— Откуда мне знать? — Перед мысленным взором монаха ещё раз мелькнуло пламенное облако, в которое превратился Локи, когда Вендихо ударил его. — Будем надеяться, что с ним всё хорошо. Он же говорил, что духа нельзя убить.

Отец Целестин широко зевнул и заёрзал, устраиваясь поудобнее. Разговаривать в столь глухой час у него не было ни малейшего желания. Видгнир, поняв это, отошёл, позванивая колечками кольчуги, и стал медленно расхаживать между спящими, оборачиваясь на любой доносящийся из ночи звук. Монах из-под полуприкрытых век ещё раз обозрел возвышающийся над стоянкой обрыв, две уходящие в звёздную высь остроконечные скалы над его склоном и закрыл глаза. От усталости он даже забыл сотворить вечернюю молитву.

Переполох поднялся, когда луна спустилась к самому горизонту и лес погрузился в полнейшую предутреннюю темноту. Сквозь сон отец Целестин расслышал, как два раза щёлкнул самострел Видгнира, а прогремевший вслед звериный рёв, пришедший откуда-то сверху, поднял на ноги весь маленький лагерь. Торин и Гунтер, схватив оружие, приготовились было к обороне, встав спина к спине, Сигню юркнула за берёзу и тоже выхватила свой коротенький меч. Врага, однако, нигде не было видно.

— Сюда! — крикнул Видгнир, натягивая тетиву и вкладывая на ложе самострела новую стрелу. — Гунтер, доставай лук!

С коротким визгом стрела умчалась в сторону вершины обрыва, и снова раздалось утробное рычание, сменившееся поскуливанием, словно Видгнир подстрелил огромную собаку. Германец схватил лук и, на ходу вытаскивая стрелы из тула, подбежал к Видгниру.

— Я ничего не вижу! В кого целить?

— Видишь тень наверху? Бей!

Гунтер не успел поднять лук, как с края обрыва соскользнул чёрный силуэт, и даже отец Целестин, у которого с возрастом зрение начало портиться, увидел, что некое животное, размером самое меньшее с телёнка, раскинуло кожистые крылья и, несколько раз взмахнув ими, пронеслось над головами людей. И ещё ему показалось, что на спине зверя сидит человек.

Одновременно две стрелы — длинная лучная и короткий самострельный болт — ринулись вдогонку скользившему в вышине летучему зверю. Два крика слились в один, и стало слышно, что неведомая жертва меткости Видгнира и Гунтера рухнула в лесу, ломая сучья деревьев, а затем тяжело стукнулась о землю.

Наступила тишина. В темноте слышалось только тяжёлое дыхание Видгнира. Торин быстро пересчитал своих, — мало ли кто пропал, — обнял за плечи перепуганную Сигню и подошёл к Видгниру.

— Кто это был?

— Очень похоже на волка, — утирая лицо рукавом, ответил он. — Я его углядел уже давно и сначала думал, что это простой волк. Не хотел стрелять, пока он не нападает. А потом увидел, что к нему со стороны Врат подошёл человек. Ну я и… — Видгнир поднял самострел.

— Ведьма, — молвил конунг. — Из тех, про которых Локи говорил. Таки ждали нас здесь! — Он ударил кулаком по коре дерева. — Счастье, если Ночная Всадница одна была!

— А если нет? — выдавил монах, уже представивший себе безобразную старуху с клюкой, восседающую на огнедышащем крылатом волке.

— Если нет? Чёрный Дракон будет знать, что мы вошли в Междумирье, уже завтра. Летают-то их зверюги небось быстро! Больше никого не углядел? — Последний вопрос Торина относился уже к Видгниру. Тот помотал головой.

— Всё равно отсюда сейчас уходить бессмысленно, — немного погодя сказал Торин. — Утром посмотрим, кого вы там подстрелили.

До рассвета никому заснуть не удалось. Конунг вскакивал при каждом подозрительном шорохе, а Гунтер едва не убил гулявшего в кустах Синира — кот пытался поймать заснувшую на низко висящей ветке птицу, и германец, не разобрав, что происходит, выпустил стрелу в сторону, где раздался шум. По счастью, он промахнулся, и длинная тисовая стрела вошла в землю, даже не оцарапав любимца Сигню. Кот вышел из зарослей, сверкнул глазами и глумливо мяукнул, а Гунтер, чертыхаясь, полез в кусты за стрелой — ещё пригодится.