– Я пытался выйти на него,– наконец изрек Степаныч.– Думал в благотворители его уговорить. Он же известный меценат: студию хореографическую спонсирует, выставочный зал, в прошлом году тысячу долларов пожертвовал Мариинскому театру. Шум был – будь здоров.

– Откуда ж такие средства у народного депутата? – осведомился Ласковин.

– «Совкомбанк», банк «Народный», инвестиционный фонд «Надежный». И в каждом господин Пашеров – первое лицо. Хотя и неофициально. Официально он только ходатай. Ходатайствует депутат ЗАКСа перед правлением – и правление переводит! – Степаныч усмехнулся.– Отчего бы и не перевести? Когда миллиарды отмываются, бывает, миллиончик-другой и брызнет в сторону. Поначалу-то я этого не знал, знал бы – и не пробовал. От нас ведь отдачи не будет: ни балериночек, ни картин на международные аукционы. Однако,– другим тоном продолжал Смушко,– не любят его крепко. Выскочка. За каких-то три года из ничего поднялся и просеку после себя оставил – будь здоров. Но удачлив: ни разу не прокололся. А теперь его разве что из гранатомета достать можно. Лучше уж вам колдуна какого-нибудь в оборот взять! – высказался он откровенно.

– Решать не мне,– ответил Андрей.

– Не прибедняйся. Попробуй спустить на тормозах, а я батюшку делами общинными развлеку. Глядишь, и образуется.

– Я понимаю,– согласился Андрей.

– Вот и договорились,– кивнул Степаныч.– Пойдем пивка выпьем, пока батюшка не видит! – И подмигнул – Не согрешишь – не покаешься! Ты, кстати, почему за зарплатой не ходишь?

– За какой зарплатой? – удивился Ласковин.

– Своей. Ты же у меня оформлен как секретарь-референт по специальным вопросам. Нравится?

– Да есть у меня деньги!

– Можешь обратно отдать! – сказал Смушко.– Но получить – должен. Иначе нас налоговые с требухой сожрут. Вот кто истинно слуги сатаны! —

И рассмеялся.

Вторая дверь, со стороны коридора, открылась, и в комнату заглянул Сарычев.

– Ласковин? Тебя ищу! Стрелять поедешь?

– Вчера же ходили! – сказал Андрей, которому лень было на ночь глядя выбираться на мороз.

– Каждый день! – заявил Сарычев.– Каждый день тренироваться надо! Иначе рука отвыкнет!

– Езжай! – поддержал Смушко.– Толку от тебя никакого. Пиво пить со мной отказался! – сообщил он Пете.

– Это правильно! – одобрил Сарычев.– Ну давай, Андрюха, одевайся, я в машине жду!

– Езжай! – еще раз повторил Смушко.– Завтра отоспишься. У нас с батюшкой утром,– подмигнул,– дела!

«Дела» с умелой руки Степаныча растянулись на целых три дня. Первый из них Ласковин откровенно пробездельничал. Спал до десяти, до обеда провалялся с книжкой, поел, поболтал с охранником: дал пару советов как специалист на тему ложных срабатываний инфракрасных датчиков. Провел час в «собачнике», поиграл с Брейком, кобелем-трехлеткой, питавшим к Ласковину расположение. Второй кобель, Браконьер, того же помета, но мельче и нравом мрачнее, наблюдал за ними из-за барьера (чтоб не сшибли ненароком) с явным осуждением. Кинолог утверждал, что Браконьер – толковый пес, а Брейк – просто кусок собачьего мяса. Но Ласковину жизнерадостный овчар нравился. Возиться с прыгающей на тебя пятидесятишестикилограммовой овчаркой – еще та гимнастика. Через полчаса Ласковин взмокал, как после двухчасовой тренировки, при том, что и человек, и пес обращались друг с другом аккуратно. Так прошел день. Вечером, после службы, Андрей долго разговаривал с отцом Егорием. О вере.

Про депутата Пашерова ни тот ни другой не вспомнили.

Второй день Ласковин решил использовать с толком. И с самого утра поехал в зал. Тренировался практически в одиночестве. Только к двенадцати явилась гусевская группа. Грудастенькая Вероника совету Ласковина не вняла, лифчик по-прежнему не носила. Впрочем, ее дело.

Наташи не было.

Часа в два Ласковин навестил Митяя. У того был выходной. Поболтали, распили бутыль «Бурбона» (один из клиентов расщедрился на презент), вспомнили старых друзей. Хорошо посидели, одним словом. Часов в восемь Ласковин засобирался.

– Я-то думал, у меня заночуешь,– огорчился Митяй.– Хоть поужинай, что ли?

– Митяй! – возмутился Андрей.– У меня еще половина обеда в желудке лежит! Какой ужин!

– Ладно, ладно! Куда едешь-то? – понизив голос.– К девчушке? – И воровато оглянулся в сторону кухни, где возилась с посудой жена.

– Стрелять еду! – разочаровал друга Ласковин.– Я теперь в стрелки подался, как тебе, а?

– Доброе дело! Тридцатник на носу, хватит руками махать! А кстати,– снова понизив голос,– тут тобой милая девушка интересовалась, угадай, кто?

– Разве сосчитаешь! – залихватски махнул рукой Ласковин.

– Ну, брат, такие глаза – одни на тысячу. И когда ты только успел?

– Ладно темнить, что за девушка?

– Гусёвая!

– В смысле?

– В смысле: гусь орлу не товарищ! Наташа ее зовут.

– А, знаю,– как можно небрежнее произнес Ласковин.– Будь здоров!

– Будь. Заглядывай!

– Наташа! – Андрей шагнул вниз со ступенек книжного магазина навстречу девушке, преградив ей путь. Впрочем, улыбкой и дистанцией в два шага Ласковин внес в свое действие необходимую толику галантности.

– Вы?

Наташа остановилась, ремень сумки соскользнул с ее плеча, девушка поправила его и улыбнулась: пара ямочек на розовых от мороза щеках.

– Какое совпадение! – произнесла она после небольшой паузы.

– Ни малейшего! – качнул головой Ласковин.– Я ждал вас!

– Меня? Зачем?

Ямочки исчезли, но «железная маска», которую по правилам выживания обязаны носить на улицах Санкт-Петербурга все хоть сколько-нибудь привлекательные девушки, не заслонила лица.

– Зачем вы меня ждали?

– Нужен повод? – спросил Ласковин.– Давайте-ка мне свою сумку. Пройдемся немного, вы ведь не спешите, верно? А погода сегодня прекрасная!

– Только не о погоде! – попросила Наташа.– Почему вы думаете, что я не спешу? – И протянула Андрею сумку. Тяжелую, кстати.

– В любом случае я провожу вас! – заявил Андрей.

– Одну минуту,– сказал он, когда оба вышли на площадь.

И двинулся через дорогу по направлению к метро. Наташа шагнула следом, но Ласковин остановил:

– Нет, нет, я сейчас вернусь!

– Надеюсь,– сказала Наташа. Кивнула на сумку: – Там у меня ключи и кошелек!

Перейдя на другую сторону, Андрей прошел вдоль цветочного ряда и купил самую лучшую белую розу, какая здесь была.

– Упакуйте как следует,– попросил он.– Я доплачу!