Абзац не ответил. Он снова видел выскочившую прямо под колеса «шевроле» белую «Волгу» — поперек дороги, почти на верную смерть… Вот, значит, кто это был. Что ж, на него похоже. Если он что-то делает, то делает до конца и ни у кого не просит пощады. Единственный настоящий человек в этом сучьем мире, которого ему посчастливилось встретить, да и тот — мент. И не просто мент, а опер с Петровки, который идет по его следу. Интересно, что он скажет, когда узнает всю правду? Хотя, если послушаться Хромого и сделать так, как он советует, то сказать что бы то ни было Чиж просто не успеет.

— Я подумаю, — сказал Абзац.

— Думать тебе некогда, — ответил на это Хромой. — Этот кондрашовский банкет — твой последний шанс. Это все понимают, и твой мент в том числе. Так что думай поскорее, дружок.

— Много куришь, Хромой, — продолжая смотреть в окно, заметил Абзац. Рака не боишься?

Хромой закашлялся, поперхнулся слюной и закашлялся еще сильнее. Пока он сипел, колотя себя в грудь костлявым кулаком и выкатывая слезящиеся, в красных прожилках глаза, Абзац повернулся к нему спиной и спокойно вышел из комнаты.

К вечеру с запада приползли тучи, одного взгляда на которые было достаточно, чтобы стало ясно: дождя не миновать.

Из-за пасмурной погоды темнеть начало рано, как будто на дворе стоял не август, а, как минимум, октябрь. Дождь пошел, когда Абзац уже сидел в машине. Капот и лобовое стекло усеяли мелкие капли воды, в которых огни уличных фонарей и реклам дробились на миллионы мелких острых бликов. Абзац включил «дворники», и те с легким шорохом заходили взад-вперед, собирая со стекла дождевую воду.

Скрип и постукивание дворников раздражали, отвлекая от главного и не давая сосредоточиться. В «ягуаре» дворники не скрипели. Там все работало бесшумно, создавая ощущение полета, — все, кроме радио, разумеется.

Вспомнив о радио, Абзац протянул руку и включил магнитолу. По радио передавали концерт «Машины времени». Шкабров пожал плечами: «Машина» так «Машина». Это не «Битлз», конечно, но и не «Иванушки» какие-нибудь…

«Сегодня самый лучший день, — пел Андрей Макаревич, — пусть реют флаги над полками…»

«Надо же, — подумал Абзац. — Прямо как по заказу. Сегодня самый лучший день: сегодня битва с дураками… Прямо концерт по заявкам идущих на дело киллеров. Друзьям раздайте по ружью, и дураки переведутся…»

Он еще раз прокрутил в мыслях свой план, отлично понимая, что тот оставляет желать много лучшего и что у него очень мало шансов довести задуманное до конца. А уж уйти оттуда и вовсе будет невозможно…

За два дня, которые прошли со времени последней встречи с Хромым, ему так и не удалось найти Чижа. Что он станет делать, разыскав майора, Абзац до сих пор не знал, но искал его с настойчивостью человека, который раз за разом тревожит кончиком языка ноющий зуб, пока тот, наконец, не разболится по-настоящему. Утром он говорил с Хромым по телефону. Тот сказал, что Чиж как в воду канул и что даже стукач с Петровки, который раньше поставлял информацию о Чиже, не может сказать по этому поводу ничего вразумительного. Стукач напутан, сказал Хромой. Он засветился во время последней попытки убрать Чижа и теперь ждет ответного удара. Так что майора надо валить, как только он появится на горизонте: слишком много знает, слишком большую силу набрал…

Остановившись на красный сигнал светофора, Абзац закурил. Подсвеченный уличными огнями табачный дым потек по холодному стеклу, сиявшему тысячами рубиновых огоньков. Краденая «Волга» едва заметно вибрировала, работая на холостых оборотах.

«И что теперь? — подумал Абзац. — Все-таки прав был кто-то из писателей, когда сказал, что в этом мире ни одна сила надолго не остается без хозяина. Он долго пытался жить по принципу „не друг человечества, но враг его врагов“, но такая жизнь возможна только в кино — в дрянном голливудском боевике, где люди живут, действуют и чувствуют по примитивной схеме. В реальной жизни все намного сложнее. Весело жужжащей мухе никто не запрещает считать себя венцом природы и свободной личностью, но паук придерживается на этот счет совсем иного мнения. Для него муха — просто сытный ужин, по недосмотру матери-природы оснащенный совершенно несъедобными крыльями. Муха — дура, паук — хищный кровосос. И почему-то в конечном итоге выходит так, что третьего не дано: либо ты дурак, либо хитрый и подлый упырь. И то и другое просто отвратительно, и количество заработанных или украденных тобой денег здесь, увы, ничего не меняет. Какая разница, жирная ты муха или тощая? Если это кого-то и волнует, так разве что паука, который тебя сожрет…»

Он включил передачу и начал плавно отпускать сцепление. Когда машина миновала светофор, на нем загорелся зеленый. Позади нетерпеливо засигналил какой-то торопыга, но Абзац не обратил на него внимания.

«Когда последний враг упал, — под ритмичные удары по струнам пел Макаревич, — труба победу прокричала. И в этот миг я осознал, насколько нас осталось мало.»

Абзац почувствовал, как по спине поползли мурашки. «Умный мужик, подумал он. — Бывают такие люди, которым не требуется годами стрелять в себе подобных и подставлять собственные головы под пули, чтобы понять довольно простые, в сущности, вещи. Они постигают мир головой, а не руками и ногами. И, хотя они тоже не застрахованы от ошибок, их промахи не смертельны. В результате этих промахов никто не умирает, и по прошествии некоторого количества дней или лет о них можно со смехом вспомнить во время дружеского застолья. Вот этот, например. Тридцать лет он поет. Даже не поет, по сути дела, а толкает речи. Каждая песня — энергичный спич. Его цитируют, его слушают, за ним тянутся и даже, черт возьми, обожествляют. Это все, конечно, ерунда, и согласны с ним только те, кто подсознательно всю жизнь воспринимал мир так же, как он, но все же… Вряд ли, конечно, ему удалось изменить чью-то жизнь, но его, по крайней мере, знают и помнят. За ним остался след. Ха, след! Да за каждым из нас остается след. Вопрос лишь в том, какой это след. За мной, например, осталось несколько десятков мраморных надгробий, под каждым из которых гниет отборная мразь. Не спорю, мир от этого не изменился, но вот нескольким хорошим людям я помог.»

Он загнал «Волгу» на просторную стоянку, забитую автомобилями. Впереди, на возвышении, сияло и переливалось разноцветными огнями похожее на хрустальный ларец с драгоценностями здание выставочного центра. Дождь на какое-то время прекратился, и Абзац мимоходом порадовался этому обстоятельству: мокнуть ему не хотелось. Он закурил, стоя рядом с угнанной черной «Волгой», и почувствовал укол сожаления: сейчас ему не хватало хорошего глотка из его старой кожаной фляжки.

Абзац поднялся по широкой пологой лестнице. Банкет был уже в разгаре, все гости давно прибыли, и идущий вверх по залитым огнями светлым мраморным ступеням человек в смокинге был виден как на ладони. Охрана стояла прямо у входа, и Абзац подумал, что Кондратов пошел на сумасшедшие расходы, пытаясь заманить его в ловушку: чтобы полностью перекрыть посторонним доступ в здание, его нужно было арендовать целиком, со всеми торговыми и выставочными залами, ресторанами, барами, служебными и складскими помещениями. Оставалось лишь сожалеть о напрасно выброшенных на ветер деньгах: один из людей Хромого сообщил, что Кондратов здесь, а это означало, что Абзац достанет его любой ценой. Должен достать.