— Гиви, братишка, это здесь! Черт тебя подери, мы добрались!

И принадлежал этот голос Лацису. Владар осторожно выглянул из ближайшего оконного проема. Отсюда было хорошо видно все, что происходит снаружи. Отчаянно жестикулируя, Лацис что-то объяснял Габунии. Тот, по всей видимости, идти в бункер не хотел. После долгих переговоров посланцы Корбута-младшего пришли к оптимальному варианту: приказав пустить вперед подчиненных, последовали за ними на безопасном расстоянии.

Владар, оставив свой наблюдательный пункт, кое-как дохромал до входа в подземелье. И был ошарашен увиденным. Толстенная пневматическая дверь оказалась сорванной с петель. Были видны первые ступеньки уходящей вниз лестницы. В бункер мог войти любой желающий! Мог, но не войдет… Надо раз и навсегда запечатать вход в хранилище вируса. Похоронить проект «Немезида» под руинами, под толстым слоем обломков и щебня.

Владар, опираясь на стену, пошел по коридору вглубь строения, но вдруг силы оставили его. Пришлось сесть на пол. Дрожащими руками он вытащил из мешка пояс шахида, надел его на себя и повернулся лицом к входу. Перестав двигаться, он почувствовал, как боль от раны медленно расползается по всему телу. Ногу словно окунули в расплавленный металл. Владар до крови прикусил губу. Не кричать! Не стонать!

Уйти так, чтобы товарищи не смогли его ни в чем упрекнуть, а враги не успели бы добраться до цели. На нем не меньше десяти килограммов взрывчатки. Шансов выжить — ноль. Разве что Господь Бог сочтет нужным оставить его в живых? Например, заставит сломаться или отсыреть контакт тумблера?

Владар представил Создателя с отверткой в руках и улыбнулся. Он стал рассуждать, как вульгарный материалист Аршинов. Что ж, с кем поведешься, того и наберешься. А от прапора он набрался за последние несколько дней так много, что не унести. Понял, что беда не только в его причастности к «Немезиде». Этот грех нельзя было сбрасывать со счетов, но и не стоило забывать, что он сам возвел его в ранг главной причины своих страданий.

Гордыня! Нежелание сближаться с людьми — вот его основная беда. Так было и в НИИ, где его считали подающим большие надежды ученым. Так было и в храме, где он в церковном облачении выслушивал исповеди прихожан. Так было в метро, где Владар Самодостаточный всегда предпочитал молиться в гордом одиночестве.

Не кто иной, как потомственный убийца Корбут, выдернул его, как моллюска из раковины, и заставил снизойти до обычных людей. Оказалось, у них есть чему поучиться. Бог есть добро и справедливость, а к добру можно идти разными дорогами. Например, как Томский, который по-мальчишески наивно и упорно ищет пример для подражания в великих людях. Или как Аршинов. Грубоватый, но добродушный солдафон, чуждый заумных фраз, но интуитивно встающий на светлую сторону.

То же можно сказать о карлике по кличке Вездеход. Молчаливый, всегда сосредоточенный коротышка, который пусть и по-своему, но старается улучшить мир. Бесконечно бьется с силой, превосходящей его собственную в тысячи раз, рискует жизнью, чтобы освободить своего брата, чтобы спасти невинных…

Да вся тройка, все его нежданные товарищи, с которыми судьба свела его за несколько дней до смертного одра, все они отличные парни, хоть и считают себя атеистами. Ерунда. Чтобы быть верующим, вовсе не обязательно кричать об этом на каждом углу.

Владар насторожился. Адское жжение в ноге сменилось ледяным холодом.

Старик попытался пошевелить ногой, но не смог сдвинуть ее даже на сантиметр. Если так пойдет дальше, паралич доберется до рук, скует пальцы, и он не сможет даже щелкнуть тумблером. Старик принялся шевелить пальцами, не позволяя им окоченеть. Наконец он различил шаги. Все ближе и ближе. Вскоре Владар смог различить силуэты людей в защитных костюмах с болтающимися хоботами противогазов. Вспыхнули фонарики на касках. Кольцов коснулся подушечками пальцев гладкой головки тумблера…

И вдруг стены из растрескавшегося белого кирпича начали таять. Через образовавшиеся в них дыры хлынули потоки солнечного света. Они сбили со стен мерзкие гирлянды лишайника и окончательно растопили серые блоки. Владар увидел горы, синее небо, пушистые облака и пыльную дорогу, ведущую к кишлаку. По ней, весело подпрыгивая, к Владару бежит старая знакомая — смуглый, черноглазый ангелочек. Босые ноги едва касаются песка. Девочка машет рукой и улыбается. Владар спешит ей навстречу. Каждый шаг дается ему с легкостью, какой он давно не испытывал. Уже не болит нога, яд перестал растекаться по жилам. Владар посмотрел на свои руки: ни намека на дряблую кожу! Коснувшись пальцами подбородка, Кольцов понял, что он гладко выбрит. Борода исчезла, а с ней и седина. Он снова молод и полон сил!

Девочка остановилась. Наклонила пышноволосую головку и заговорила на чистом русском. О солнечном дне, который теперь будет длиться бесконечно, о прохладных горных ручьях и дыме тандыров, в которых уже поспевают свежеиспеченные лепешки. О выздоровевшей матери и соседях, которых теперь невозможно удержать в каком-то выдуманном Периметре.

Малышка взяла Владара за руку и хотела увести за собой, но он отрицательно покачал головой:

— Подожди. Совсем чуть-чуть. Там у меня осталось одно дело.

Эти слова услышали склонившиеся над стариком люди в защитных костюмах и касках с горящими фонариками. Их лучи выхватили из темноты пояс шахида, тумблер и провода. Люди все поняли, бросились бежать…

Владар поднял свободную руку с крестиком, благословляя их уход. Он не хотел предстать перед Богом с печатью Каина на лбу. Пальцы второй руки коснулись рычажка тумблера. Меньше секунды, и все закончится. Наконец-то. Сейчас он будет прощен…

* * *

Сердце Лациса пело. Он-то думал, что скитаниям не будет конца, но им удалось добраться до объекта с небольшими потерями. Теперь осталось извлечь контейнеры и дотащить их до Черкизовской. После потрясений последних дней он чувствовал себя так, будто постарел на десять лет. Отныне на поверхность — ни шагу. Хватит с него облысевших псин, четырехглазых и крылатых уродов, живых борщевиков, оставляющих на коже страшные ожоги. Остаток дней он проведет в метро. На Красной Линии, где любая опасность предсказуема, а на каждой станции готов и стол и дом. Справившись с невыполнимой для обычного человека миссией, он заслужил покой, уважение и почет.

У Мартина иногда случались приступы сентиментальности. Вот и сейчас, шагая по темному коридору хранилища, он решил: возвратившись из командировки, обязательно порадует дружков с Лубянки. Не пожалеет ни самогона, ни закуси. Закатит такую пирушку, что чертям станет тошно. Надо будет выбить из ЧК отпуск. Целую неделю без необходимости видеть перед собой его вечно недовольную рожу он заслужил. Нет. Две недели. После таких передряг на меньшее он не согласится.

Лацис улыбнулся своим мыслям и вдруг увидел перед собой сидевшего на полу старика.

Луч фонарика скользнул по седой бороде. Проводам и металлическим трубкам.

Реакция у Мартина была отменной. Куда лучше, чем у его спутников. И все же уйти от взрывной волны он не успел.