Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А откуда ты знаешь этого алкаша? В смысле, с кладбища?
– Так он там все время пасется, – ответила я, несмотря на то, что видела тогда Николая впервые, но раз его знали ребята-могильщики, значит, бывает он там регулярно.
– И ты часто навещаешь своего предыдущего?
– Часто, – ответила я и отвернулась к стене: у меня сами собой выступили слезы.
Сергиенко молчал, потом спросил, не хочу ли я выпить чего-нибудь покрепче. Я отказалась: все равно нет ни виски, ни сливок. Как мне показалось, направляясь на встречу со мной, Сергиенко ожидал услышать другие ответы, но никак не то, что узнал от меня. Может, думает, что зря затеял весь этот сыр-бор?
– Наташа… – наконец позвал он меня.
– Ну чего еще?
– А твоего предыдущего… ну, в смысле Бондаря… его в самом деле убили?
– Вы чего? – Я округлила глаза, а про себя подумала, что уж слишком часто стали ко мне поступать намеки, что Сережа, возможно, жив.
– Ты опознавала тело?
– Да какие могли быть сомнения?! – воскликнула я. – Его застрелили у нас… у него в подъезде. Я еще в окно смотрела, как он вышел из машины и вошел в парадную. А потом нет и нет. Ну я выбежала и…
Я разревелась. Сергиенко пересел ко мне на кровать и стал меня утешать как дочь, не проявляя никакого интереса к моему телу. Еще один названый папаша.
– Ты никого не видела?..
– Послушайте, меня и без вас менты сто раз допрашивали! – закричала я. – Никого я не видела! Если бы видела, своими руками придушила бы! Что вы от меня хотите?! Зачем вы меня сюда притащили?! Что вам нужно?! Дубовицкий в Греции, ищите его там и разбирайтесь с ним! Я его ненавижу так же, как вы! Он и меня хотел в свой гарем затащить, как вашу Лилю, да я успела смотаться, вот и путешествую теперь по разным странам, дома жить не могу.
Сергиенко слушал меня, открыв рот, затем сказал:
– Подожди-ка, подожди-ка. Я чего-то не понимаю. Наверное…
Викинг глубоко задумался, потом уточнил:
– Ты бросилась в бега, потому что Дубовицкий решил заполучить тебя в свой гарем?
– Да, Волошин проиграл меня ему в карты.
– М-да, – только и сказал Сергиенко, а затем вдруг спросил: – А при чем тут бывший кагэбэшник и этот латыш?
– Дядя Саша – мой сосед, а девушка Мариса – Рута – тоже была в гареме.
– И вы все ищете Дубовицкого? – спросил Сергиенко.
– Зачем мне его искать?! – заорала я. – На черта он мне сдался?! Утоп бы он где-нибудь в Эгейском море, я была бы счастлива до беспамятства!
– Но почему все-таки вместе с тобой путешествуют Марис и дядя Саша? – не отставал Сергиенко, не удовлетворенный моим ответом. – И еще какой-то грузин.
– А это вы у них спрашивайте.
– Но тебе-то они что-нибудь говорят?
– Нет! – честно ответила я, искренне желавшая выяснить, зачем же все-таки мы таким составом мотаемся по городам и весям.
– Наташа, но ты же что-то у них спрашивала?
– Ничего я ни у кого не спрашивала. – Я вела себя как истеричка. – Меня уже давно научили не задавать лишних вопросов. И мой предыдущий, и все предшествующие. Много будешь знать – не дадут состариться. Это я еще в отрочестве усвоила. С первым мужиком. Возят меня по разным странам и возят. Я загораю, отдыхаю, английский учу. Что вы от меня хотите?
Наверное, Сергиенко решил, что я просто ветреная особа, живущая за счет мужчин. В некоторой степени он был прав. Викинг сделал еще одну попытку:
– Но неужели ты не поинтересовалась… Тебе что, предложили просто куда-то поехать?..
– Ну конечно! – воскликнула я, как само собой разумеющееся. – Марис предложил мне поехать вместе с ним в Латвию, а потом в Финляндию. И я поехала. Это был наиболее приемлемый вариант. Волошин проиграл меня Дубовицкому, мне нужно было смотаться из города. И вот я тут.
Я потупила глазки. Сергиенко, пожалуй, решил, что перестарался, мобилизуя своих орлов на захват меня в плен. Наверное, думал, что допустил какую-то ошибку в своих рассуждениях.
– А что ты знаешь про Лилю? – перевел он разговор на другую тему – ту, которая, наверное, волновала его больше всего. Ведь он явно ищет Дубовицкого не для задушевной беседы.
– Она была в гареме, – начала я и пересказала услышанное в свое время от мулатки и Руты, а также описала штурм особняка Геннадия Павловича.
Выслушав меня, Виталий Станиславович процедил сквозь зубы, что лично придушит Дубовицкого. Я выразила желание помочь ему в этом.
– Рута – девушка Мариса? – уточнил Викинг.
– Да.
– Тогда почему он позвал тебя вместе с собой в Латвию, если уже вызволил свою Руту? Тоже решил основать гарем? – Сергиенко внимательно смотрел на меня.
– Да какой сейчас от Руты толк? – Я взглянула на Сергиенко, как на ничего не понимающего идиота. – Ее же наркотиками накачивали. Ее лечить надо. Если вообще вылечат.
Викинг уточнил, в самом ли деле Рута находится в Мадонском районе Латвии. Я подтвердила и поинтересовалась, его ли ребята приезжали туда ночью.
– А ты про это откуда знаешь? – Сергиенко прищурил глаза.
– Я не знала. Но вы сами это только что подтвердили.
Я не поскупилась на описание случившегося с Валей и Ниной, пояснив, что именно поэтому мы и уехали из Латвии, не желая оставаться в таком опасном месте. Новость об изнасиловании была для Сергиенко неожиданностью, а его реакция – ужасной. Вернее, она такой и должна была быть. Нормальная реакция отца девушки, покончившей с собой в гареме, на изнасилование своими подчиненными несчастных молдаванок. Нормальная реакция отца, который ищет виновного в самоубийстве своей дочери, на проявление животных инстинктов теми, кто точно знает, почему они охотятся за Геннадием Павловичем. Неужели парни считали, что Сергиенко это им спустит? Или думали, что он никогда не узнает о том, что они сотворили той ночью? Или решили, что с незнакомыми девчонками им можно делать все, что вздумается? С незнакомыми, небогатыми, случайно встреченными и всеми остальными? Но если бы Лиля оставалась жива и здорова, Виталий Станиславович мог и не отреагировать так бурно, спустить случившееся на тормозах, только отчитав своих за то, что вляпались в историю, нити от которой могут потянуться в Россию. Он просто принял бы меры, чтобы случившееся не связали ни с ним, ни с его людьми. Но Лили больше не было: она перерезала себе вены, оказавшись в гареме Дубовицкого.
Первой фразой Сергиенко после моего сольного выступления была:
– Не может быть! Не может…
Он произнес эти слова шепотом. Мне почему-то показалось, что у него в эти мгновения перед глазами стояла Лиля. Вначале – живая, а потом – та, которую он нашел… Услышанное всколыхнуло его в первую очередь как отца. Я же еще подлила масла в огонь, считая, что орлы Сергиенко заслуживают самого жестокого наказания: