Тем не менее документация так и осталась бессистемной и неполной. Транспортировка ссыльных проходила так беспорядочно, что чиновники «потеряли счет людей и денег, отпущенных по продовольствии тех, кои приняты в зачет повинности» [РГИА. Ф. 383. Оп. 29. Д. 924 (1806). Л. 29]. Побеги, смерти и присоединение к партиям новых ссыльных из губерний, через которые лежал путь, – все это затрудняло сбор точных статистических данных о числе и местонахождении арестантов [РГИА. Ф. 383. Оп. 29. Д. 953 (1818). Л. 2].

Высшие правительственные круги были обеспокоены тем, что неспособность доставить ссыльных на место назначения живыми и здоровыми препятствует достижению экономических целей государства. В 1813 году министр внутренних дел О. П. Козодавлев (1753–1819) отправил гневное письмо генерал-губернатору Сибири И. Б. Пестелю, в котором возмущался тем, что из 1111 душ мужеского пола, предназначенных для Иркутской губернии в 1809–1811 годах, на места прибыло только 625. Из них 486 были оставлены в Томской губернии: 178 на поселении, 219 – из-за болезней, не позволявших идти дальше, а остальные – для работы на местных заводах. Признавая, что больных действительно следует оставлять в Томской губернии на попечение местных общин, министр отметил, что под этим предлогом там остаются совершенно дееспособные люди, хотя их место назначения – Иркутская губерния. Томским губернским властям было дано указание не задерживать у себя таких ссыльных [РГИА. Ф. 383. Оп. 29. Д. 938 (1811). Л. 88–89].

Чиновники на другом конце Сибирского тракта разделяли негодование Санкт-Петербурга. В 1818 году иркутские губернские власти все еще жаловались в столицу на то, что из ссыльных, следующих в Восточную Сибирь, места назначения достигает менее половины. Расследования показали, что «самые лучшие люди по летам и способностям» оставались в европейской части России и в Западной Сибири, где их направляли на различные работы. В Иркутск отправляли только тех, чье здоровье было уже подорвано почти десятилетним каторжным трудом. Власти знали об этой проблеме. Учитывая, что дорога в Иркутск часто занимала от четырех до десяти лет, в 1817 году Санкт-Петербург потребовал от всех губернаторов, чтобы ссыльные доставлялись на место назначения «без остановочно». Правительство также подвергло резкой критике практику преднамеренной отправки в Восточную Сибирь слабых и больных, неспособных к самостоятельному поселению. Эти ссыльные, отмечал Правительствующий сенат, составляют «класс тунеядцев и нищих, требующих пособия в самом пропитании, отягощающих собой крестьянские общества и… заражающих семейства пороками и болезнями». Но, будучи вне досягаемости столичных властей, местные органы управления продолжали отбирать для собственных нужд здоровых ссыльных, следующих в Сибирь. Таким образом, место назначения каждого ссыльного зависело не только от официально вынесенного приговора, но и от той экономической выгоды, которую он мог принести [РГИА. Ф. 383. Оп. 29. Д. 953 (1818). Л. 1. 12–14][453].

Утечка ссыльных из арестантских партий происходила не только потому, что местные чиновники по пути отфильтровывали самых полезных. Обычным явлением были и побеги. Беглые каторжане иногда сбивались в мародерствующие шайки бродяг, которые нападали на «целые торговые обозы», проезжавшие по глухим сибирским дорогам. В марте 1805 года генерал-губернатор Сибири И. О. Селифонтов написал Александру I письмо, в котором призывал разместить вдоль главных сибирских дорог воинские части с конными казаками, «чтобы не только положить конец таким актам бандитизма и разбоя, но и устранить опасность для жителей и путешественников». По подсчетам Селифонтова, для успешной перевозки ссыльных потребовалось бы 2880 солдат, размещенных на почтовых станциях вдоль основных маршрутов. Он понимал, однако, что собрать требуемое количество без серьезного ущерба для армии, несущей службу в других местах, будет трудно, поэтому согласился на 1825 солдат. Александр удовлетворил его просьбу, и в 1816 году была организована Внутренняя стража. Однако состоявшие в ней казаки оказались не надежнее крестьян, которых они заменили [Штутман 2000: 107–109]. Чиновники сетовали на то, что они «часто, иногда даже умышленно, за мзду, освобождают осужденных, которых сопровождают». В результате в конце 1816 года, в октябре, из арестантских партий бежало 98 осужденных, и эта цифра включала только тех, о ком сообщили гражданским властям [РГИА. Ф. 1286. Оп. 1. Д. 195 (1804). Л. 51, 53, 64; Оп. 2. Д. 245 (1817). Л. 1]. Хронические побеги и волна преступности, спровоцированная беглецами в Тобольской и Томской губерниях Сибири, вызывали растущую обеспокоенность властей [О преступлениях 1833].

В придачу к этим административным проблемам в период, предшествовавший сибирским реформам 1822 года, число ссылаемых в Сибирь росло темпами, которые угрожали сокрушить всю систему. Если с 1807 по 1813 год в ссылку отправлялось в среднем 1606 человек в год, то показатель за период с 1814 по 1818 год подскочил до 2476; в период с 1819 по 1823 год он достиг в среднем 4570 человек в год [Ссылка 1900: Приложение № 1][454]. Растущее использование административной ссылки как землевладельцами, так и крестьянскими общинами, усугубляемое обострением вызванного Наполеоновскими войнами конфликта между крестьянами и их хозяевами, способствовало росту численности ссыльных [Gentes 2008: 137]. В результате к концу второго десятилетия XIX века институт ссылки оказался на грани краха. Укрепить и реформировать его было поручено выдающемуся русскому государственному деятелю первой половины XIX века М. М. Сперанскому (1772–1839) [Raeff 1957].

Сибирские реформы 1822 года

Сибирские реформы Сперанского служили цели окончательной интеграции Сибири в состав Российской империи. Сперанский полагал, что проблему института ссылки помогут разрешить нравственная энергия и административная реформа [Raeff 1956: 44]. Он рассматривал доставку ссыльных в Сибирь как чисто логистический проект. Его «Устав о ссыльных», утвержденный императором и опубликованный в 1822 году, включал в качестве дополнения «Устав об этапах в Сибирских губерниях», состоявший из 13 глав и 199 параграфов. Строительство этапов (étapes) – специальных остановочных пунктов вдоль Большого Сибирского тракта – началось еще раньше, в 1819 году. Устав Сперанского ускорил и расширил этот процесс. В нем был определен маршрут, в основном совпадавший с уже проложенной дорогой, разделенный на этапы пути от одного перевалочного пункта к другому. Каждый пункт (этап) находился в дне пути от промежуточной станции (полуэтапа), за которой следовал еще один дневной переход до следующего этапа [Бортникова 1999: 47]. Полуэтапы предназначались только для ночевки, этапы – для двух ночевок и «дневки», дня отдыха между ночевками. Сперанский приказал построить сорок таких этапов в Западной Сибири и еще двадцать один в Восточной Сибири. На каждый этап определялась этапная команда из войск Внутренней стражи, подотчетная Военному министерству и отвечавшая за перемещение арестантских партий по маршруту под вооруженным конвоем. Во главе партии обычно двигались офицер, унтер-офицер и барабанщик, по обеим сторонам колонны – вооруженные солдаты, а впереди и позади шествия