из Канберры, из самой Австралии, позвонила Алена, все недели их отсутствия с международной связью было совсем плохо, вернее, ее не было вовсе. А тут на тебе, раздался вполне человеческий звонок, не тренькающий или заикающийся какой-нибудь, а вполне нормальный, будто звонили с соседней улицы. Лидка подняла трубку и сначала даже застыла от удивления, услышав далекий голос дочери:

– Мамуля, але, ты меня слышишь? Але! Але! – Голос то приближался, то затихал, почти исчезая, то начинал слегка побулькивать, то становился слишком громким и угрожающе шипящим. – Как вы там? Здравствуй! Заволновалась что-то, давно вас не слышала, не видела. У вас все хорошо? Как Катюля? Как Лиска? Ты сама как? – она задавала вопросы, даже не думая дождаться ответа.

– Откуда ты звонишь, Аллуся? Как неожиданно! Какое счастье! – И хоть Лидка постоянно находила счастье буквально во всем, в любой малости и милом пустячке, на этот раз это нечаянное счастье было самым что ни на есть настоящим и реальным: через моря и океаны она услышала голос своей девочки!

– Мы в Канберре, в Австралии! Пусть Катюля покажет тебе потом на карте, где это! Разрешили из посольства позвонить, ну а ты ж меня знаешь, я сразу ноги в руки и бежать, тут уже поздний вечер, ну и вот! Рассказывай давай, пока не прервалось!

– За нас не волнуйся, у нас все нормально! Все, слава богу, целы и здоровы! Принц два дня как уехал, до этого целых пять дней ночевал! Не знаю, что с ним делать, опять покрасился. Ходит какой-то глупый, с какими-то невнятными тремя волосинами, но иссиня-черными! Представляешь, как это смотрится? Жуть! Приедешь, поговори с ним! Было бы смешно, если б не было так грустно. Заказ к 23 Февраля взяли, Демочка съездил, привез, так там с сервелатом, со всеми делами и знаешь, с чем еще? С какими-то невиданными пакетиками морса и маленькими, почти игрушечными упаковочками джема! Катюля, помнишь, недавно от Володи Бока пустой пакетик принесла, мы все ахали, а сейчас у нас пачек десять! Просто чудо! Невозможное удовольствие! Мы, правда, с девочками одну попробовали, а остальные я до вашего приезда оставила. А пустую коробочку Оля даже забрала домой своим показать. Это, говорят, специально к Олимпиаде такое завезли. То ли еще будет! Об этом все только и говорят!

Лидка тараторила и тараторила, изредка проверяя, слушает ли ее Аллуся. А та расслабилась, наслаждаясь родным материнским голосом, разговором особо и ни о чем, о будничных домашних мелочах, которые прекрасно согревали в такой дали и совершенно успокаивали. Она иногда улыбалась, представляя крашеного Принца, кивала, радуясь всеобщему семейному здоровью, и мягчела, внимательно вслушиваясь в счастливый голос матери.

– Ну хорошо, дай мне девочек на секундочку, голосочки их услышать, и все, ждите нас, мы совсем скоро!

Девчонки заворковали и класть трубку все отказывались и отказывались, пока Лидка не прикрикнула на них, что, мол, все эти разговоры через моря-окияны денег стоят, и немалых, отстаньте, говорю, вешайте трубку!

Тот самый звонок

И вот, когда до прилета Алены с Робертом оставалось всего два дня, раздался тот самый звонок.

Катя с Дементием ушли поутру в институт, им обоим надо было рано, к первой паре. Холод на февральских улицах стоял зверский, ветер выл уже который день, превращая, в общем-то, не самый сильный мороз в леденящий душу и тело пронизывающий колотун. Люди закрывали лица, чтобы не обморозиться, а если вовремя, то есть практически сразу, сделать это не успевали, то обветривались и мгновенно краснели. Дойти от дома номер 9 до метро вниз по улице Горького, не продрогнув до самых костей, хотя чего там идти, – было почти невозможно. Лидка сначала дождалась, пока внизу хлопнет дверь лифта и выпустит детей на улицу, а после с любовью и ужасом следила за ними из окна, сначала из кухни, как они идут, воробушки нахохлившиеся, торопясь и поскальзываясь и еще сильнее от этого прижавшись друг к другу, а потом перешла, почти перебежала в гостиную, заняв свой любимый наблюдательный пункт там, где обзор был еще шире и удобнее, – в выступающем эркере. Дементий крепко держал Катю под руку, и они почти бежали эти пять минут, щурясь от колкого мелкого снега и захлебываясь ветром. Прежде чем скрыться за зданием Почтамта, Катя посмотрела на окна, отыскала бабушку и ласково сделала ручкой. Такой уж у Крещенских был ритуал – всегда родных провожать, пока не скроются из виду, не исчезнут с глаз, за горизонт не уйдут или на машине не умчатся, цепляться взглядом за любимый силуэт до последней возможности, а как иначе? А уж если кто отправлялся на поезде, так надо было еще дождаться последнего вагона и посмотреть ему «под хвост», вроде как пожелать счастливого пути. На удачу. И это не было как-то навязано или специально кем-то оговорено в каком-то семейном своде правил, нет, все было намного проще, эта привычка выросла из любви, из особых Крещенских отношений, из потребности вечно быть вместе, рядом и из-за невозможности расстаться.

Лидка еще какое-то время постояла у окна. Все краски зимой куда-то исчезли, оставив только две – белую и черную. Все равно красиво, подумала она. Маленькие фигурки черных прохожих шли, клонясь и сопротивляясь ветру, черные машины медленно ползли по заиндевевшей дороге, выпуская из зада белый дым. Троллейбусы еле-еле тянули, нехотя доползая до остановки и высаживая в февраль съежившихся пассажиров в тяжелых черных пальто. Каждый из них выдыхал по легкому облачку белого пара, и этот обновляющийся парок струился над их черными меховыми, скорее всего ондатровыми, шапками. Вся Москва тоже дымила, пар поднимался отовсюду и подзакрывал Лидке панораму. За запертой дверью кабинета что-то глухо ухнуло и с шумом закрылась форточка, хотя ее всегда держала бечевка. Но Лидка и глазом не моргнула, привыкла ко всем этим выкрутасам. Она быстро задернула легкую тюлевую занавеску и пошла смотреть, не проснулась ли Лиска.

День шел вяло, Нюрка пришла и, не раздеваясь, одела Лиску, повела гулять, а заодно и в магазин, надо было добыть продуктов к приезду Алены с Робертом. Потом с журналами поднялась Нина Иосифовна, которая обычно ненадолго задерживала их, просматривала сама, чтобы первой быть в курсе, и после беглого ознакомления их снисходительно приносила. У нее был свой список приоритетов. Больше всего любила «Советский экран», «Здоровье» и «Работницу». Эти журналы она успевала пролистать за день. На «Новый мир», «Иностранную литературу» и «Дружбу народов» времени, конечно, не хватало, и она просила у Лидии