Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девочки с Принцем немного оживились, ведь, судя по почти пустой бутылке крещенки, довольно уверенно выпивали, и закуска пришлась очень кстати. На кухне появился и Дементий, тоже, как и все, пригубил настойки и сел у стены, места за столом ему не хватило. Присев буквально на минуту, подошел к Лидке и что-то тихо спросил ее, наклонившись к самому уху. Та грустно покачала головой и, спохватившись, испуганно взглянула на внучку.
– Что тут за тайны мадридского двора? – не выдержала Катя, забыв наконец о готовке. Она только теперь осознала, что гости вели себя очень неестественно, тихо и осторожно, словно их придавило чем-то невидимым, сковало и они сосредоточились на том, как из-под этого завала выбраться. Молчание за столом – плохой знак. – Чего вы все такие мрачные? Что случилось-то?
Все разом зачем-то нарочито заулыбалась, хоть и сидели на слезе, но никто не захотел нарушить равновесие, разделив Катину жизнь на «до» и «после», – боялись.
– Да просто давно не виделись, соскучились, вот и заскочили на огонек, – делано заулыбался Принц, – тем более скоро Аллочка с Робочкой приедут, совсем не до нас будет.
Девочки хором закивали, не смея все же поднять глаза, лишь одна Лидка смотрела перед собой и вроде как видела внучку и одновременно ее не видела. В душе ее с уходом Ирки очень явно оборвалась еще одна струна. Лида была человеком очень чувствительным, способным сопереживать и откликаться сердцем на чье-то горе, а тут горе оказалось не чьим-то и проникло в самую душу. Нельзя сказать, что неожиданно, но неожиданно больно. Чтобы девочка, подающая всяческие человеческие и профессиональные надежды, утонченная и умная, милая и чистая, как вологодская роса, решилась на такое, не подумав, импульсивно… Видимо, то, что она увидела, убило ее еще до того, как она прыгнула, и прыжок этот был не столь уже для нее и важен.
– Хватит метаться, посиди с нами. – Дементий подтащил еще один тяжелый резной стул, чтобы усадить жену. – Поешь лучше, я сам все доделаю.
Катя втиснулась между Лидкой и Тяпочкой, подвинув себе пустую тарелку.
– Ну что так тихо-то? Дем, включи, пожалуйста, радио, может, там музыка какая-то будет…
Но нет, музыки не случилось – Михаил Ульянов читал «Тихий Дон» Шолохова. Торжественно, чуть хрипло, немного монотонно. И хоть Катя не имела ничего против Дона, Шолохова и Ульянова, проникновенный голос большого актера радости в грустные посиделки не добавлял.
– Как ты себя чувствуешь? Что врач? – первой разговор начала Надя. Терпеть затянувшееся молчание было уже невозможно.
– Да нормально, как у всех, – улыбнулась Катя. – Хотя советы скучные, какие-то старушечьи – правильно питаться, гулять на свежем воздухе и не волноваться. А я по поводу каждой отметки волновалась! Слава богу, хоть экзамены уже позади!
Девочки закивали, захрустели тостиками с сыром, стали раскладывать по тарелкам дефицитную колбасу и небольшие кусочки курицы, тщательно подбирая с блюда отваливающиеся комочки панировки. Снова повисла тишина под чавканье и приглушенный голос Ульянова. Слов было не разобрать, никто и не пытался, каждый думал, как сказать Кате, и каждая минута, откладывающая это известие, казалась жизненно необходимой.
Тишина была недолгой. Молчание прервал стук брошенных на тарелку приборов и Тяпочкино рыдание. Она все время, с самого Катиного прихода сдерживалась что было сил, но сил у нее не было вовсе… Потом вдруг ее чуть повело, глаза заволокло слезами, пальцы ослабли и выронили звонкую вилку с наколотым куском финского деликатеса. Она огляделась, словно увидела всех впервые, и громко зарыдала, обхватив за шею сидящую рядом девочку. Та от неожиданности вскочила, опрокинув тяжелый стул, который с грохотом и звоном задел целую батарею стоящих сзади на полу оранжевых бутылок фанты.
– Господи, да что такое-то?! – почти закричала Катя. – Вы мне скажете или нет?
Дементий подскочил к жене и обнял ее, пытаясь заслонить от новости, которую она сейчас услышит, а Лидка явственно зашипела на Тяпу.
Принц, поняв, что тянуть больше нельзя, что и родителей рядом нет, а девочке в голову может прийти все что угодно, произнес:
– Ирки Королевой больше нет… В пятницу похороны…
Тяпочка завыла и, пытаясь заглушить нечеловеческие звуки, закрыла рот пухлыми ручками, издавая еще более страшные захлебывающиеся всхлипы, и быстро пошла прочь из комнаты, натыкаясь по дороге на все, что попадалось на пути.
Катя остолбенела, смысл слов, сказанных Толей, она не очень-то сначала и поняла. Сами слова, конечно, знала, но то, как они прозвучали все вместе, просто не восприняла. За столом повисла тяжелая пауза, все разом онемели. Лидка быстро обняла внучку, отняв у мужа, закрыла руками, словно крыльями, и стала шептать, быстро, горячо, горько и очень тихо. Она знала: тише скажешь – глубже достанешь… Шепот этот предназначался только Кате одной, никому больше.
– Солнышко мое, так случается в жизни, Бог отнимает самых дорогих и самых лучших, забирает к себе по какой-то причине… Ирка наша была как бабочка, летящая против ветра… Вот и унесло ее. Ей уже хорошо там, ее теперь ничего не связывает с этим миром, а нам надо выстоять, пережить эту страшную потерю. Уходить гораздо легче, чем оставаться. Ей хорошо, это нам плохо… Сколько радости она нам принесла… сколько счастья… А даже ушедшее счастье счастьем остается. Оно с нами навсегда и останется. – Катя зажмурилась, лицо ее исказила гримаса, и она беззвучно заплакала. – Я с тобой, деточка моя, мы все с тобой…
Все зачем-то встали вокруг плачущей девочки, каждому захотелось поддержать ее, обнять и успокоить, насколько это было возможно. Только Тяпочка заперлась в ванной, чтобы выплакаться в гордом одиночестве, хотя выплакаться до конца у нее все равно бы никак не получилось.
Первое детское горе
– Как? Как это случилось? – почти беззвучно спросила Катя. Дементий почти насильно усадил ее и встал рядом.
Лидка умоляюще посмотрела на подруг, сил рассказывать про бедную Ирку уже не хватило.
– Она покончила жизнь самоубийством… Бросилась с балкона… С шестого этажа. Но, видимо, не мучилась, умерла мгновенно, – тихо сказала Веточка. – Сегодня позвонила ваша