— Ну… — говорит он. И снова: — Ну… — но уже более раздраженно. Он слушает доводы своей жены около минуты. Ландсман не знает, читает ли она ему кодекс профессионального поведения, рассказывает ли о нормах морали и нравственности, о долге всепрощения, о долге сына перед отцом и потомков перед предками. Под конец Берко трясет головой, оглядывается на старого еврея, распростертого на полотенцах, выдавливает из себя: — Ладно. — И завершает разговор.

— Сбросишь меня в больнице, — произносит он голосом признавшего поражение, — и позвони мне, если найдешь этого грёбаного Литвака.

— Кэтрин Свини, пожалуйста.

Бина держит в руке телефонную трубку. Кэт Свини, помощник прокурора США, дама серьезная и компетентная, вполне может выслушать и осмыслить то, что собирается ей сообщить Бина. Ландсман нагибается, протягивает палец и его подушечкой разрывает соединение. Бина уставилась на него, медленно хлопая воскрылиями век своих. Ландсман застал ее врасплох. В кои-то веки!

— Они стоят за этим, — говорит Ландсман, не снимая пальца с кнопки.

— Кэти Свини стоит за этим? — Бина не отнимает трубки от уха.

— Не знаю. Сомневаюсь, что она об этом вообще слышала.

— Офис федерального прокурора в Ситке стоит за этим?

— Может быть. Не знаю. Возможно, и нет.

— Департамент юстиции, значит…

— Да. Не знаю, Бина. Извини.

Удивление прошло, глаза ее смотрят на него, не мигая.

— О'кей. Теперь слушай меня. Прежде всего, убери свой гнусный волосатый палец с моего телефона.

Ландсман поспешно отдергивает руку, не дожидаясь, пока лазерный луч ее взгляда стерильно оттяпает его палец.

— Не прикасайся к моему телефону, Меир.

— Никогда в жизни.

— Если то, что ты мне рассказываешь, правда, — говорит Бина тоном учителя, адресующегося к классу умственно недоразвитых подготовишек, — то я непременно должна сообщить об этом Кэти Свини. Возможно, следует сообщить в Госдеп. Даже, вероятно, в Министерство обороны.

— Но…

— Потому что — не знаю, в курсе ли ты, — потому что Святая Земля располагается вне границ моего участка.

— Охотно верю. Но послушай. Кто-то, обладающий весом — серьезным весом, — стирает данные в базе данных ФАА. Вес того же порядка необходим, чтобы пообещать совету индейских вождей отдать им округ Ситка после исхода евреев, если те пустят Литвака с его программой в Перил-Стрейт.

— Тебе это Дик сказал?

— Очень прозрачно намекнул. И при всем моем уважении к Ледерерам из Бока-Рейтон, вынуждает заметить: та же влиятельная персона подписывает чеки на карманные расходы по весьма дорогостоящим операциям. Тренировочный центр. Оружие и логистика. Селекция скота. Кто стоит за всем этим?

— Правительство США.

— Вот я и говорю.

— Потому что они полагают, что идея запустить кучку чокнутых евреев в арабскую Палестину, чтобы взорвать пару-тройку храмов, побегать за Мессией и начать третью мировую войну — идея очень неплохая.

— Бина, они такие же чокнутые. Да ты и сама это знаешь. Может быть, они возлагают на третью мировую войну большие надежды. Может, они полагают, что третья мировая — новый крестовый поход, который вернет Иисуса на землю. А может, их интересуют просто нефть, нефтедоллары, гарантии на все времена. Не знаю.

— Заговорщики в правительстве?

— Понимаю, как это звучит.

— Говорящие цыплята.

— Извини.

— Ты обещал.

— Помню.

Она поднимает трубку, повторяет предыдущий вызов.

— Бина, пожалуйста, не надо.

— Я перебывала с тобой в куче темных уголков, Меир Ландсман. Но в этот не собираюсь.

Ландсман полагает, что не стоит винить ее за это.

Бина добирается до Свини, излагает той избранные места из ландсмановской истории. В ее изложении вербоверы и группа евреев-мессианцев стакнулись и планируют нападения на мусульманскую святыню в Палестине. Многие домыслы Бина опускает. Не упоминает также о смерти Наоми и Менделя Шпильмана. Зато заботится о достаточном неправдоподобии изложения, чтобы собеседница скорее ей поверила.

— Я хочу выйти на этого Литвака, — заключает она рассказ. — О'кей, Кэти… Да… Да, конечно… Да, да…

Разговор завершен. Бина подбирает со стола сувенирный глобус с миниатюрной панорамой Ситки, встряхивает его и смотрит, как падает снег. Офис она подчистила основательно, все выкинула, все безделушки и фотоснимки. Оставила только глобус да свою парку в нескольких экземплярах в рамках на стене. Да фикус и еще какой-то каучуконос, да розовую орхидею с беловатыми вкраплениями в зеленом стеклянном сосуде. Прелестно, как дно загородного автобуса после пикника, вид снизу. Бина царит над этой идиллией в очередном мрачном брючном костюме, волосы ее вздернуты и удерживаются на месте кольцами-резинками, металлическими пряжками и иными весьма полезными приспособлениями, живущими в ящике стола.

— Она не смеялась? — спрашивает Ландсман.

— Кэти не из таких. Ждет дополнительной информации. Мне показалось, что я не первая, от кого она услышала об Альтере Литваке. Сказала, что, возможно, они его заберут, если мы его обнаружим.

— Бухбиндер, — вспоминает Ландсман. — Доктор Рудольф Бухбиндер. Помнишь, он выходил из «Полярной звезды», когда ты входила.

— Дантист с Ибн-Эзра-стрит?

— Он сказал мне, что переезжает в Иерусалим. Я ему не поверил.

— Какой-то институт…

— На «М».

— Мириам?

— Мориа!

Бина лезет в компьютер и находит институт Мориа в закрытом списке, по адресу: 822 Макс-Нордау-стрит, седьмой этаж.

— Дом номер восемьсот двадцать два. — повторяет Ландсман. — Х-ха.

— Твой сосед? — Бина набирает номер.

— Через улицу, напротив, — отвечает Ландсман почти робко.

— Машину, — резолютно меняет намерение Бина, сбрасывает номер и набирает другой, короткий. — Гельбфиш.

Она приказывает блокировать входы отеля «Блэкпул» патрульными и сотрудниками в штатском, кладет трубку и смотрит на нее.

— О'кей, — говорит Ландсман. — Двинули.

Но Бина не двигается.

— Как приятно не иметь дела со всей твоей бредятиной. Я все же немного отошла от круглосуточной маниакальной Ландсмании.

— Завидую тебе.

— Герц, Берко, твоя мамаша, твой папаша… Вся ваша шайка. — И припечатывает по-американски: — Вонючий чокнутый пучок.

— Сочувствую.

— И луч света в вашем бедламе — Наоми. Единственный здравомыслящий человек был в семейке.