– Еще как могли бы! – откликнулся веснушчатый паренек. – Я могу вам рассказать о Нью-Йорке все, что только захотите!

– Ну да, – закатив глаза, отозвался рыжеволосый. – Где же еще найти лучшего знатока, чем парень из Корка, который провел последние три года в Ливерпуле?

Девушки-близнецы потеснились на маленьком диване, и Жюли села рядом с ними.

– Значит, так, – с важным видом начал веснушчатый, – начнем с Бруклина. Там живет мой дядя Нед. Он знает тьму-тьмущую семейств, которые сдают комнаты. Что же касается работы…

Через минуту-другую все тревоги Жюли улеглись, и она уже вместе со всеми пассажирами третьего класса с волнением ждала прибытия в Америку, а когда через полчаса в комнату заявилась Симона, она ее даже не заметила.

– Я слышала, ты тут трещишь без умолку, – глядя на Жюли сверху вниз и усмехаясь, сказала Симона. – Выходит, старухе Трембле пришлось тебя уволить. Какая жалость.

Жюли встала с дивана и смело встретила насмешливый взгляд Симоны.

– Жалость? Не думаю. Я, Симона, сама уволилась. – Жюли широко улыбнулась. – Наслаждайся «Парижем» и всем его экипажем в придачу! Я остаюсь в Нью-Йорке!

Симона побледнела. От растерянности ее глаза помутнели.

– В Нью-Йорке?! – эхом повторила она.

– Да, в Нью-Йорке, – устраиваясь на диване, кивнула Жюли. – Но кто знает, Симона, может, после нескольких лет работы в третьем классе тебе наконец позволят поработать в гардеробной! Мечтать никому не возбраняется!

Симона залилась краской, злобно поджала губы, развернулась и, размахивая руками, поспешила исчезнуть. Наверное, побежит за утешением к Николаю, подумала Жюли. Доброму, мягкому Николаю. Симона дернула ручку двери, и Жюли облегченно вздохнула – слава богу, она больше не увидит ни Симоны, ни своего первого промасленного возлюбленного.

* * *

Констанция проснулась и сразу же увидела, как в комнату сквозь иллюминатор, подобно лучу прожектора, струится солнечный свет. Она надела халат и подошла к окну. Кругом тишина. На сероватом с розовыми отблесками море ни морщинки. Цвет воды самый что ни на есть подходящий для модного костюма.

На часах девять. Пора собираться. Ее вещи были разложены по всей комнате, точно она провела на борту не пять дней, а целую вечность. Она вытащила из угла дорожный сундук. С месяц назад они отправились его покупать вместе с Джорджем – он все еще дулся на нее из-за поездки и без конца ворчал. Нет, он не злился, подумала вдруг Констанция, просто тревожился; что поделаешь, наверное, так он выражал свою любовь… уж как мог…

Улыбнувшись, она принялась собирать расставленные на раковине туалетные принадлежности: кремы, пудру, помаду, тальк, расчески, шпильки и прочие мелочи. Закручивая крышки на баночках, она вдруг поняла, что при мысли о возвращении домой ей все еще не по себе. Ее уже не охватывал ужас, но она по-прежнему с тревогой думала о том, что ждет ее впереди. Хуже ли стало матери? Сломлен ли отец? А Джордж… Почувствует ли он, что она была с другим мужчиной? Единственное, в чем Констанция была уверена, это в том, как ее встретят дочери: с необузданной радостью и смехом. Только с ними у нее простые и искренние отношения.

Констанция сняла со столика фотографии, погладила лица девочек – как хорошо, что они снова будут вместе, – а потом бросила долгий взгляд на снимок Джорджа. В нем, конечно, не было свойственной Сержу уверенности в себе, его доброжелательности и утонченности, у Джорджа не было таких изящных рук и притягательных светло-карих глаз. Но он принадлежал ей, Констанции, как принадлежали ей и его увлекательные рассказы о природе, и его неуклюжие объятия, и его нежность и раздражительность с дочерьми… Этот человек был ее мужем. Констанция обернула фотографии носовым платком и бережно упаковала в сундук.

Она вложила туфли в нижний ящик, шляпы – в шляпные коробки и приступила к верхнему ящику, собираясь уложить в него перчатки и украшения. На столе рядом с кольцом, подаренным Фэйт, лежала ее новая ручка – подарок миссис Синклер. Констанции очень хотелось найти ей применение, но что же она будет ею писать? Заведет дневник, начнет сочинять стихи, детские рассказы, романы? Из приятелей Фэйт, например, вышли бы отличные персонажи. Господи, улыбнулась Констанция, они уже и без того отличные персонажи!

Прежде чем убрать ручку в сумку, она сняла с нее колпачок, взяла в руки меню обеда с капитаном, которое собиралась сохранить, и вывела на нем свое полное имя: миссис Констанция Юнис Стоун. А потом с удовольствием принялась обрисовывать его всевозможными завитушками. Перо гладко и бесшумно скользило по бумаге. Разрисовав все меню сверху донизу, она выбросила его в мусорную корзину и тут же подумала, что миссис Синклер, очевидно, была права: Констанция должна попрощаться с доктором.

Она уложила вещи в сундук, заперла его и вышла из каюты. Оказавшись на палубе, Констанция увидела, что движется против людского потока – было воскресное утро, и пассажиры, похоже, шли на службу в часовню.

Навстречу ей попались знакомые лица – семья Андерсон, молодожены, пара из Техаса, и всем им она приветливо кивала. Один за другим они проходили мимо, а Констанция вдруг подумала, что каждый из тех, кто был на «Париже» – будь то пассажир или член экипажа, прожил эти пять дней по-своему. У каждого, включая знаменитого Дугласа Фэрбенкса, белобрысых детей из семейства Андерсонов, Жюли, Веру и саму Констанцию, было собственное, отличное от всех прочих путешествие. Три тысячи «плавучих» историй – подобно страницам выброшенного в море журнала. Может быть, стоит написать о них?

Констанция вдруг увидела своих бывших соседей по столу, но мистер Томас и капитан Филдинг шагали столь торопливо и так были увлечены беседой, что ее не заметили. А втиснутая между ними миссис Томас ей чопорно и высокомерно кивнула. Констанция ответила этому трио милой улыбкой, радуясь про себя, что с этой компанией ни разу больше за стол не сядет. Свой последний обед она разделит с новыми друзьями – двумя занятными женщинами, не способными ни на презрение, ни на зависть.

Повернув в сторону кормы, она столкнулась нос к носу с Сержем Шаброном, с черным чемоданчиком в руке доктор явно куда-то спешил.

– Констанция! – мгновенно остановившись и точно забыв, что торопится, вскричал он.

Он взял ее за руку и отвел к перилам.

– Серж, – сглотнув, прошептала Констанция, – я как раз шла с вами повидаться.

– Что случилось вчера вечером? – вглядываясь в ее лицо, спросил Серж. – Надеюсь, я не оскорбил вас? У меня, разумеется, такого даже в намерениях…

– Серж, я не могла остаться. – К чему оттягивать объяснение, решила Констанция и подняла вверх левую руку с обручальным кольцом. – Я замужем.

Она попыталась прочесть выражение его лица. Что он сейчас испытывает? Облегчение? Гнев? Растерянность? А может быть, он разочарован? В любом случае это больше не имеет значения.

– Я должна была вам об этом сказать, когда мы только познакомились, – продолжала Констанция, – но я стала уверять себя, будто это не важно, будто мы с вами просто приятели. Но чем больше я виделась с вами, тем больше я понимала…