Прошло немало времени, прежде чем они смогли оказать захватчикам достойное сопротивление. И не последнюю роль в этом сыграли захваченные у европейцев лошади, которых индейцы стали разводить. Они научились использовать сёдла и уздечки. В результате всадники, вооружённые копьями, боло и лассо и атаковавшие с короткой дистанции, оказались вполне боеспособными и причинили колонизаторам немало хлопот.

Но конница не всегда обладала свойственной ей ударной силой. Иногда к ней относились пренебрежительно и даже с насмешкой.

Например, в V–IV вв. до н. э. Ксенофонт писал в «Истории Греции»: «Десять тысяч всадников — всё-таки не более десяти тысяч человек, потому что никто в сражении не был никогда убит от укушения или удара лошади. Мы гораздо сильнее каждого всадника, который обязан держаться на хребте лошади в совершенном равновесии. (В эпоху Ксенофонта греческие всадники не пользовались сёдлами и тем более стременами (Примеч. ред.). Он не только боится наших ударов, но и опасается упасть с лошади. Мы же, упираясь твёрдою ногою, поражаем сильнее, если к тебе кто приближается, и вернее попадаем в цель. У всадников против нас выгода одна: скорее спастись бегством».

И римская конница тоже долгое время показывала низкие боевые качества. По упоминаниям современников, римляне «…не умели ездить верхом; свои же собственные лошади победили их…»

Кавалерия всегда требовала к себе повышенного внимания. Ксенофонт был прав. Это не десять тысяч мужиков, которых можно одеть в одинаковые сермяги и картузы, раздать им топоры и в результате получить пехотную дивизию народного ополчения. Кавалерию на ровном месте создать не так просто.

Дворянин Посошков в XVII веке с горечью констатировал состояние русской кавалерии: «…На конницу смотреть стыдно: лошади негодные, сабли тупые, сами скудны, безодёжны, ружьём владеть не умеют; иной дворянин и зарядить пищали не умеет, не только что выстрелить; убьют двоих или троих татар и дивятся, ставят большим успехом, а своих хотя сотню положили — ничего…»

Австриец Парадиз, наблюдавший русскую армию в начале XVIII века, писал, что «кавалерию за драгунов и почитать нельзя», лошади до того плохи, что ему часто случалось видеть, как драгуны, сходя с коней, валили их на землю. И хотя петровские драгуны в конце концов взяли верх над кавалерией Карла XII в Северной войне, позднее императрица Анна вновь признавала, что «до сего времени при нашей кавалерии употребляемые лошади по природе своей к стрельбе и порядочному строю весьма не способны»…

Всё дело в том, что лошадь плюс солдат ещё не означает кавалериста. Это только в компьютерных играх из табуна мустангов можно в два счёта сформировать конницу. Но мирная лошадка от сохи или степной вольнолюбец не годятся для военных действий. Для этого требуются специальные породы, конезаводы, длительная выездка и обучение. Попробуйте выстрелить над ухом у неприручённой лошади? Встанет на дыбы и понесёт.

Поэтому на войне всегда считалось большой удачей, если удавалось захватить уже подготовленных боевых лошадей.

На самом деле обучение животных было делом опасным и зачастую весьма жестоким. Граф Д.Е. Остен-Сакен писал в своих мемуарах: «Приёмы выездки были вроде следующих: если лошадь дика, то её повалят, положат мешки с песком пудов 5–6 весом, на морду наденут капуцин и на корде гоняют до изнеможения. Через два дня — то же, но уже под седлом. Затем — окончательная выездка: на выгоне лихой всадник, силач с нагайкой, мгновенно вспрыгивал на коня и, подняв ему голову, мчался по кругу версты три до изнурения. Мало-помалу круги уменьшались всё ближе к конюшне, с переходом в рысцу, потом в шаг, и, дотащившись до конюшни, наконец слезали. Иногда то же повторялось и на следующий день, но уже с меньшим сопротивлением лошади. Этим и заканчивалась вся выездка. Она сопровождалась иногда разбитием, по большей части — надорванием и запалом. Большая часть лошадей носила, а некоторые опрокидывались… Ни одно конное учение не обходилось без падения нескольких человек и увечья…»

Даже для транспортных нужд армии годилась далеко не каждая лошадь. Командиру рано радоваться, если в его обоз пригоняют необъезженных лошадей для, казалось бы, вполне мирной работы — перевозки имущества и снаряжения.

Летом 1945 года Красная Армия готовилась к проведению Маньчжурской операции против японцев. Забайкальскому, 1-му и 2-му Дальневосточным фронтам предстояло перейти через горные перевалы Большого Хингана и совершить марш через безводную пустыню Гоби. В таких условиях далеко не всегда можно было положиться на «полуторки», «ЗиСы» и даже на мощные «студебеккеры». И, как обычно, часть грузов была переложена на вьючных животных. Монгольские союзники предоставили в распоряжение советского командования десятки тысяч лошадей.

Казалось бы, набрасывай на скотину тюки и — вперёд. Но не тут-то было!

«На спины лошадей вначале безуспешно пытались надеть сёдла с надстройками из штырей, винтов, застёжек. На сёдла крепились ствол или плита миномёта, лотки с боеприпасами. Потом-таки научились, и лошади привыкли к этой процедуре.

Вначале с сёдлами ничего не получалось. Свободолюбивые монгольские скакуны тряслись, как в лихорадке, увидя необыкновенные металлические конструкции. Их приходилось держать вчетвером-впятером для того, чтобы набросить на спину громыхающее металлом седло. Кстати говоря, ничего другого и нельзя было ожидать от лошади, только вчера беспечно носившейся по просторам.

Но седло ещё, как говорится, полбеды. Лошади не хотели есть овёс, пить из ведра или корыта. Они привыкли к подножному корму, природным водным источникам и снегам. А ковка! Тот, кто знаком с этим, знает, что даже обычную лошадь, ту, на которой возят грузы и пашут, подковать нелегко. Нужна немалая сноровка и ловкость, чтобы завести её в специальный кузнечный станок, очистить копыто и прибить гвоздями подкову. Но в армии тягловая сила должна быть на добротных металлических подковах. И вот спутанного степняка приходилось буквально вдесятером втаскивать в кузнечный станок. Даже в таком состоянии лошадь сопротивлялась, как могла, отбивалась, пыталась кусаться. К этой процедуре привыкали постепенно».

А начальство торопит, ругается, грозит трибуналом за срыв установленных сроков. Ему нет никакого дела, что бестолковые солдаты, бывшие городские жители, не могут приручить строптивых животных. В соседнем подразделении смогли же! Мало ли что в нём служат несколько пастухов и конюхов. Выкручивайтесь как хотите, делитесь опытом, но чтоб к времени «Ч» батарея была готова к маршу! И не дай бог вам нарушить его график.

И тогда уговорами, кусочком сахара, кнутом, ударами приклада начинается приручение несчастных лошадей, которые никак не могут взять в толк, что от них требуется, почему их лишили свободы и мучают? Они ещё не знают, что совсем скоро их ожидают изнурительный труд, боль, голод и возможно, гибель. Война.

Зато если и люди, и лошади были закалёнными в боях, то не было ничего страшнее кавалерийской атаки, сметающей всё на своём пути. Чего только не придумывали, чтобы защититься от неё! Построение пехоты в каре, треугольники и круги, специальные деревянные рогатки, «волчьи ямы», пятиметровые пики… Всего не перечислишь.