Слабым звеном, конечно же, являлась Земельда, которая, как бы ни старалась, могла сойти только за гражданскую, позаимствовавшую военную форму. Во всяком случае, для любого, кто знал, что такое Имперская Гвардия. Она, впрочем, старалась как могла, даже вернула себе натуральный цвет волос (каштановый весьма приятного оттенка). Столкнувшись с непреклонным намерением Эмберли взять Земельду с собой, я склонился перед неизбежностью и лишь посоветовал добавить к ее образу несколько повязок, якобы ее недавно контузило в бою. Таким образом, если кого насторожит ее выправка или поведение, это можно будет списать на дезориентацию, с которой я излишне хорошо познакомился за последние пару недель. Конечно, надо признать, надежда на этот трюк была довольно слабой, но, поскольку мы собирались вести дела с СПО, которые и сами недалеко ушли от гражданских, это могло сойти нам с рук.

Не надо и говорить, что Земельда была просто в восторге от возможности снова закрутить водевиль с переодеваниями и репетировала роль контуженой с не меньшим энтузиазмом, чем роль горничной благородной леди. Нам с Эмберли пришлось воспользоваться всем нашим влиянием, дабы самым строгим образом запретить ей кривляться как в вертепе.[85]

К моему немалому облегчению, Рахиль и Янбель оставались на борту, поскольку даже Инквизиции не под силу выдать эту парочку за солдат Гвардии.

Я пригубил амасека из своего бокала, стараясь унять трепет сомнения. Конечно же, инквизитор знала, что делала, это надо принимать как само собой разумеющееся; проблема была в том, что у меня не было ни малейшего представления, чего же конкретно она хотела добиться. В теории, конечно, все выглядело достаточно разумно: позволить ее подчиненным проникнуть на Гаваррон под видом моего эскорта, который не должен был вызвать оторопь у встречающих. В конце концов, если бы среди гаварронцев и правда оказались гибриды, было бы наивно рассчитывать на серьезную поддержку со стороны их бывших товарищей при возможном огневом контакте.

Учитывая именно последнюю вероятность, я собирался взять с собой отряды Ластига или Грифен, до тех пор пока Эмберли не предложила себя в качестве ложной замены, и, надо сказать, я все равно предпочел бы взять с собой гвардейцев. У меня не было сомнений в умении ее людей сражаться, но я не стоял с ними бок о бок в сражениях и не мог рассчитывать на то, что они будут действовать как гвардейцы и прикрывать мою спину. В первую очередь они были преданы Эмберли, Инквизиции и той миссии, которую она на них возложила. Не было и сомнения в том, что если бы возник конфликт интересов, то они оставили бы меня на мели, не задумавшись даже ни секунду. А самое паршивое, я все еще не представлял себе, кроме как в самых общих чертах, что же они собираются предпринимать, когда мы прибудем к месту нашего назначения. Хотя, может, это было и к лучшему. Если бы я знал, что они рассчитывают отыскать на Гаварроне, будьте уверены, недобрые предчувствия терзали бы меня, на зависть тиранидам.

По крайней мере, я знал, что могу всецело доверять Юргену, и потому дал себе зарок оставаться как можно ближе к нему, несмотря на все отрицательные стороны этого нелегкого решения. Юргену же, в свою очередь, пришлось мириться с необходимостью оставить свою любимую игрушку, потому как мелта была совсем не тем оружием, которое помощник комиссара постоянно носит с собой на рутинные проверки в собственном тылу. Юрген явно не был рад такому раскладу, потому как тоже не считал беды наши оконченными (что, учитывая, как у нас шли дела с самого момента прибытия на Периремунду, вряд ли можно было поставить ему в вину). Лишенный такого успокоительного, как мелта, Юрген сидел в одном из кресел, баюкая на коленях лазган, навязчиво проверяя исправность каждого из компонентов оружия. Ну, но крайней мере, это отвлекало его от обычных горестей воздушного полета, так что я просто благословил Императора за подобные маленькие милости, а сам попытался полностью охватить взором картину ленного владения Гаваррон, пока Понтий облетал его по кругу, заходя на посадку к одной из площадок местного расположения СПО.

Первое, что меня поразило, — чистота, резко контрастирующая с другими плато, которые мне выдалось повидать с момента моего прибытия на Периремунду. Беспорядочные скопления жилищ и буйная, вольная природа, боровшиеся друг с другом за каждый дюйм пространства, здесь сменились широкими, прямыми проспектами через ухоженные поля, где любые сорные травы или полевые цветы, что решались поднять голову над поверхностью земли, искоренялись так же беспощадно, как и еретики. Квадраты этих полей были ограничены аккуратно подстриженными живыми изгородями, которые, как мне показалось, образовывали между собою идеальные прямые углы. Город, над которым мы пролетали, был спланирован с такой же геометрической строгостью, и улицы его образовывали идеальную координатную сетку, приводя, как и положено, к обширной площади в центре, где храм Императора величаво возносил к небу множество шпилей, зубцов и статуй.

— Город словно игрушечный, — произнесла Земельда, и в голосе ее была нотка неодобрения: она сравнивала его с уютным, живым столпотворением Принципиа Монс — сравнение было не в пользу Гаваррона. И я был согласен с ней. Идеальность здешнего ландшафта, долженствовавшая отражать преданность Ему, сущему на Земле, в каждой, самой незначительной детали повседневной жизни, мне показалась стерильной и чужеродной в той же мере, как, к примеру, четкая функциональность клановых жилищ тау.[86]Затем Земельда вытянула шею, чтобы лучше видеть что-то в отдалении. — Мы туда направляемся?

— Нет. — Эмберли покачала головой. — Это монастырь. Мы садимся на летном поле СПО.

Орден Белой Розы, судя по всему, не был скован обетом бедности. Монастырь их выглядел так, будто это было загородное имение какого-нибудь провинциального аристократа одного из аграрных миров, и вытянутые белые здания Сестринства поднимались над землей не более чем на три этажа, составляя сложные композиции переплетающихся между собой квадратных двориков, в центре которых били фонтаны и цветы склонялись под нежным ветерком. Другие, более обширные дворы, очевидно, имели более утилитарное назначение: там Сестры, облаченные в силовые доспехи, практиковались в боевых искусствах и выполняли упражнения с четкостью, которую сержант Лерми[87]хоть и скрепя сердце, но нашел бы похвальной. В других дворах, заполняя пространство четкими линиями, стояли блестящие черные «Рино», украшенные эмблемами Сестринства и облепленные свитками обетов, из-за чего выглядели скорее как самодвижущиеся часовни, чем практичные БМП. Удивляло лишь то, как далеко от монастыря располагался пункт нашего назначения. В нескольких километрах. От осознания этого ладони мои начали зудеть под перчатками.