верны. И что нарисованный мною за прошедшие недели образ Игната – лишь мираж. А на деле он именно такой, как предсказывала Василиса. Не знаю, почему именно о ней вспоминаю в этот момент. Но себя становится жальче прежнего. Снова тошнит. И наверное, уже не удивительно, что именно та, о ком так неудачно вспоминаю, находит меня в подобном состоянии. Сидящую возле унитаза, обнимающую его, как родного брата, и ревущую белугой.

– Тая, – тихонько роняет она почему-то виноватым голосом и опускается рядом, заглядывая в мои глаза.

Явно колеблется и медлит, но в итоге… обнимает за плечи и прижимает к себе. А я… я позволяю. Мне так больно, как уже думала и быть не может.

– Зачем он их позвал? – то ли действительно спрашиваю, то ли сама с собой разговариваю.

Но слова сказаны. И попадают точно в цель.

– Он… Игнат?

– Да. Он. Они ведь… А он… Зачем? – всхлипываю.

И зачем я вообще ей это все говорю?

Но молчать не получается. Пусть Василиса последняя, с кем хочется такое обсуждать, но почему-то кажется – она поймет.

– Они?

Повторно всхлипываю.

– Они, – почти шепчу. – Муж Полонской и его друг, – объясняю, как могу. – Я до сих пор помню их прикосновения на себе. Кожу содрать с себя хочется. А он… Как он мог, скажи, а? – отстраняюсь, заглядывая в беспокойную зелень ее глаз. – Нет, я понимаю, что он по жизни пофигист, но не до такой же степени? – заканчиваю совсем жалобно, вновь опуская голову.

Ладонь, прежде скользящая по моим волосам в успокаивающем жесте, замирает. Теперь уже Василиса слегка отстраняется, чтобы заглянуть в мои глаза.

– Что они с тобой сделали, Тая? – произносит дрогнувшим голосом, а другая ее ладонь на моем плече сжимается чуть крепче.

– Ничего, – качаю головой. – Они ничего со мной не сделали. Не успели. Игнат помешал. Только облапали всю так, что до сих пор тошно и противно от себя самой.

Мне не хочется вспоминать и рассказывать, но слова вдруг сами собой принимаются литься из меня. Не знаю, что тому виной. Ее сочувствие, или моя усталость, или то, что нас с ней общит эта ситуация. Но факт остается фактом. Выкладываю ей про наше с Игнатом знакомство, как на духу.

– Мне в тот день только исполнилось восемнадцать, и двоюродная сестра предложила отметить это дело в клубе. Для такой домашней девочки, какой я была, это было сродни мечте. Конечно же, я загорелась идеей. Отец долго сопротивлялся, но все-таки уступил нашим уговорам и отпустил. Я была так счастлива, – утираю слезы и невольно улыбаюсь, вспоминая тот момент и захватившее меня предвкушение чего-то нового. – Не знаю, когда они приметили меня. И почему именно меня. Я, по правде сказать, их даже не видела до того момента среди отдыхающих. Да я там никого не видела, – из груди вырывается нервный смешок вперемешку с новым всхлипом. – Никого, кроме Игната. Пялилась на него, как дурочка, в восхищении весь вечер, пока он не заметил моего интереса. Решил подойти, а я… – снова усмехаюсь. – Сбежала. Так засмущалась, что струсила с ним знакомиться. Спряталась от него в туалете. А когда вышла, то попала к… тем, – передергиваю плечами, отгоняя вновь воскресшие воспоминания. – Его друзьям, – морщусь брезгливо. – Только тогда их трое было. Он каждого одним ударом уложил. Я испугаться толком его прихода не успела. А дальше… Ну, дальше и так, думаю, понятно. Он был заботлив, обаятелен и мил, а я – наивна, доверчива и испугана. Ни шанса, в общем, чтобы устоять, – заканчиваю свои мини-рассказ со вздохом, уже жалея, что вообще его завела.

На этот раз она не спрашивает, новых подробностей не вытаскивает из меня. Просто продолжает прижимать к себе и гладить по волосам. И молчит. Долго. А потом…

– Они так развлекаются. Ролевые игры практикуют. Иногда совсем не спрашивая мнения девушек, – мрачно произносит Василиса. – Примерно так я с Игнатом и познакомилась сама.

Внизу живота будто ледяная змейка сворачивается. Сдавливает удушливой хваткой. Не отпускает. С каждым проходящим мгновением это чувство лишь разрастается болезненнее. И особенно остро, почти невыносимо, едва я осознаю, что мы здесь не одни. Не я первая замечаю. Та, что застывает, глядя невидящим взором в сторону… Игната.

Понятия не имею, как давно он здесь. Просто стоит в шаге от дверного проема. Сколько из сказанного услышал, тоже не знаю. Но в синих глазах – ледяная стужа и безудержная ярость. Так ни слова и не произносит. Стоит мне поднять голову, как просто разворачивается и уходит, оставив дверь открытой.

Часть меня тут же толкает пойти за ним, другая – остаться. Выбираю второе. Да и все равно стоит привести себя в божеский вид, а то вряд ли гости оценят потекший макияж у невесты. Поэтому я все-таки поднимаюсь с пола и, чуть пошатываясь от слабости, иду к умывальнику, где первым делом набираю в обе ладони воду и полоскаю рот. Вторую порцию жадно выпиваю. И только потом принимаюсь умываться. Еще дольше «любуюсь» собой в зеркало. Вот только вижу не себя, а Игната. В его самом темном амплуа. Воображение легко рисует все то, что рассказала Василиса, добавляя полным-полно мелких и далеких от радости деталей. Зажмуриваюсь и опускаю голову вниз, упираясь ладонями в столешницу по обе стороны от раковины. Не представляю, как с ним теперь общаться. Если он действительно… вот так же… как те… другие…

– Если не хочешь здесь оставаться, ты не обязана, – мягко предлагает Василиса.

Будто мысли читает.

Мне действительно хочется сбежать. Но не от Игната. От собственного бессилия. Взять передышку. А еще лучше забыть. Как сделал он в свое время.

– Если хочешь, можешь поехать с нами. Ты и Макс. Ну, со мной и Ярославом. Он с Игнатом справится, – добавляет девушка неуверенно.

Ага, ценой своей жизни…

Так себе перспективка.

Зато папа точно оценит. Наверное, даже простит и в семью обратно примет. А потом мы все вместе будем наблюдать за тем, как Игнат разносит этот город по кирпичикам. И всех, кто встает на его пути. Сдается мне, в этот раз Ярослав столь легко не отделается. Так что…

– Нет, – отказываюсь от ее