— Лина, — быстро осознав свою ошибку, Евгений сбавил обороты, — прости, я погорячился, Лин, ну какой развод, о чем ты вообще говоришь, я же люблю тебя больше жизни, — он вздохнул, устало провел ладонью по лицу и снова взглянул на жену.

Черт возьми, как же сильно ему хотелось схватить ее, встряхнуть, прикрикнуть, чтобы никогда, больше никогда не смела даже заикаться о подобном.

— А как же потерянная молодость? — она выгнула бровь, усмехнулась не без иронии во взгляде.

Мужчина было открыл рот, но так и не нашелся с ответом. Потому что сам виноват, потому что сам наступил на свое же дерьмо. Но разве мог он подумать, разве мог хотя бы на долю секунды представить, что его собственный сын так просто, можно сказать играючи, обратит слова мужчины против него же самого. Он просто говорил логичные вещи, правильные, говорил то, что считал нужным.

— Лин, да не жалею я ни о чем, что за чушь вообще, я ни дня не жалел, слышишь, ни одного гребанного дня, и я бы повторил, если бы пришлось.

— Тогда, может объяснишь, что это сейчас было? О чем говорил твой сын, Женя? Что ты натворил и что произошло год назад?

Он молчал, подошел к столу, наполнил почти опустевший стакан и залпом опрокинул в себя его содержимое.

— Женя, что ты сделал? Я так понимаю, речь о той девочке, Ксюше?

Раньше они не обсуждали личную жизнь сына, даже после небольшого скандала на дне рождения Николая Федоровича предпочли не касаться щекотливой темы.

Ровно до сегодняшнего дня.

— Женя.

— Ничего не произошло, — наконец произнес мужчина, — я просто попросил ее исчезнуть из его жизни, настойчиво попросил, и мне показалось, что она поняла.

Лина некоторое время молчала, только сверлила мужа взглядом, а потом ее глаза внезапно загорелись, адское пламя, вспыхнувшее на глубине серых омутов не предвещало ничего хорошего.

— Скажи-ка мне, Женя, как все это связано со срывом нашего сына ровно год назад, — она не говорила, нет, — шипела, словно дикая кошка, готовая броситься и разорвать любого, защищая своего детеныша.

Евгений медлил, молча устремил взгляд в пол, не решаясь даже посмотреть в глаза жене. Но это и не требовалось. Лина все поняла без лишних слов, без эмоций.

— Ты… то есть это из-за тебя наш сын чуть себя не угробил, это из-за тебя я могла потерять своего ребенка, — ни о каком спокойствии больше не могло идти и речи. — Женя, ты вообще в себе? Ты хоть понимаешь, что натворил? Чем могло все это обернуться? И ты все это время знал, знал и молчал!

— Да знал, Лина, — рявкнул он внезапно, не сдержав собственный, совершенно неуместный сейчас порыв.

— Зачем, Женя, — уже спокойнее произнесла женщина.

— Зачем? — удивился мужчина. — Лина, приди в себя! Егору было семнадцать лет, Ксюша эта — вертихвостка, чтоб ее, была его учительницей. Учительницей, мать вашу!

— И что? — словно не понимая, словно бы они говорили на совершенно разных языках, произнесла женщина.

— И что? — возмутился мужчина. — Это все, что ты можешь сказать? И что?

— Да, Женя, и что? Что такого страшного случилось, что ты, не моргнув глазом чуть не отправил на тот свет нашего единственного ребенка, Женя! — Ангелина Аркадьевна сорвалась на крик.

— Я пытался его защитить, и сейчас пытаюсь, — он старался говорить ровно, настолько, насколько это вообще было возможно в сложившейся ситуации.

— Защитить? Мне кажется, ты неверно понимаешь смысл этого слова.

— Лина, да очнись же ты! Это мой сын, единственный сын, я хочу, чтобы у него в этой жизни было все, абсолютно все, что он только пожелает, женщина с ребенком, школьная, блин, учительница, ты правда считаешь, что у нее к нему светлые чувства? К сопливому мальчишке? Да, я ей угрожал, потом пытался воззвать к совести, как видишь не сработало. Егор же совсем тронулся, в долги из-за нее влез, с учебой непонятно что, — он махнул рукой и подошел к окну.

— Что значит влез в долги? — непонимающе поинтересовалась женщина.

— То и значит, квартиру он, блядь, купил. Ты себе это можешь вообще представить? Ты считаешь это нормально? Я тоже идиот, оставил его на какой-то месяц, думал наиграется и поймет, тьфу. А девка эта молодец, конечно, быстро смекнула, а я идиот, не понял, ее не угрозами надо было брать, а просто купить.

— Прекрати, Женя, — Ангелина рявкнула так неожиданно громко, что мужчина невольно вздрогнул, — немедленно прекрати нести эту чушь, иначе я тебя ударю, клянусь, шарахну чем-нибудь тяжелым. Ты себя вообще слышишь, Волков? Ты когда успел заработать синдром Бога? Ты вообще в какой момент решил, что можешь так просто решать за сына? А ты не думал, что у них все серьезно?

— Лина, да какое серьезно в восемнадцать лет? — он тут же пожалел о спешно брошенных словах. Воспоминания острыми иглами пронзили грудную клетку. Евгений понял, насколько абсурдно только что прозвучали его слова.

— А у нас было как, Жень? Несерьезно?

— Лин, — тяжелы вздох, — это другое.

— Да где другое? Где, Женя?

— Ты девчонкой была, а здесь женщина с ребенком, Лина. Что она могла увидеть в пацане, кроме его обеспеченной семьи?

— Так вот, что тебя гложет, социальное неравенство, — женщина нервно рассмеялась. — Действительно, у нашего сына ведь нет никаких достоинств. Скажи мне, Женя, а что тогда увидела в тебе я? Девчонка-голодранка, жившая в старой, полуразвалившейся хибаре, что она увидела в мажористом кретине с замашками короля? Дай угадаю, деньги его отца и возможную протекцию в университете? Так из твоей логики выходит? Вынь уже глаза из жопы, Волков, включи остатки мозгов, твой сын взял на себя ответственность за маленького ребенка, он умудрился обзавестись собственным жильем, без нашей с тобой помощи. Ты действительно думаешь, что твоего сына не за что было полюбить? Он твоя долбанная копия, Волков!

Евгений хотел ответить, правда хотел, даже рот открыл, да слов подобрать так и не смог. Не было у него ни единого аргумента, ни единого шанса возразить.

— Лина.

— Господи, когда ты превратился в… в это, — жена одарила полным разочарования взглядом и, не дождавшись ответа, развернулась и покинула кабинет.

Евгений некоторое время стоял посреди пустого кабинета, прокручивая в голове случившееся. Воспоминания годовалой давности проносились перед глазами, они кружили и кружили, не позволяя вынырнуть из поглотившего мужчину чувства абсолютной безысходности и глубочайшего стыда. В ушах стоял голос сына, его слова, которые Евгений так просто пропустил мимо ушей.

Неужели это он? Это действительно он? Тот самый Жека Волков, не придавший ни малейшего значения положению его девочки, не обративший внимания на старую, полуразрушенную хибарку в пригороде, тот самый Жека, набивший морду лучшему другу за пару лишних слов, отказавшийся от помощи отца и взявший на себя ответственность за свою семью в лице одной маленькой, дерзкой девочки, а позже и сына. Тот Жека, что, не желая ждать более не секунды, одержимый чувствами, женился на своем ангеле спустя два месяца их знакомства?