– Когда отплываем? – спросил Валентин.

– Как только все соберемся, – ответил Делиамбер. – Мне сказали, что кое-кто из наших уже едет сюда с ближайшего острова.

– Кто?

– Кхун, Виноркис и Шанамир, – сказал Залзан Кавол, – и мои братья Ерфон и Роворн. С ними капитан Горзвал. Гибор Хаэрн утонул, я видел, как он погиб: его ударило балкой. А о Слите ничего не известно.

Валентин коснулся руки скандара.

– Я скорблю о твоей последней утрате.

Залзан Кавол хорошо владел собой.

– Давай лучше порадуемся за тех, кто остался жив, мой лорд, – тихо произнес он.

Ближе к полудню лодка с Бермонта привезла уцелевших. Встреча была радостной, все бросились обнимать друг друга. Валентин повернулся к Горзвалу, стоявшему отдельно от всех, выглядевшему потрясенным и растерянным. Капитан, казалось, был в шоке и молча потирал культю своей отрезанной руки. Валентин хотел обнять растерявшегося скандара, но едва лишь он успел к нему приблизиться, как Горзвал упал на колени, коснулся лбом песка и дрожащими руками сделал знак Горящей Звезды.

– Мой лорд, – хрипло прошептал он, – мой лорд…

Валентин недовольно оглянулся.

– Кто проболтался?

Все молчали. Потом Шанамир испуганно признался:

– Я, мой лорд. Я не хотел ничего плохого. Скандар так переживал потерю своего корабля… Я хотел утешить его и сказал, кто был среди его пассажиров, а еще добавил, что благодаря этому капитан войдет в историю Маджипура. Мы тогда еще не знали, что ты жив. – Губы мальчика дрожали. – Мой лорд, я не хотел ничего плохого!

Валентин кивнул:

– Ничего плохого и не случилось. Я прощаю тебя, Шанамир.

Испуганный капитан сжался в комок у ног Валентина.

– Встань, Горзвал, иначе я не могу с тобой разговаривать.

– Мой лорд…

– Ну, пожалуйста, Горзвал, встань!

Скандар ошалело посмотрел на Валентина:

– Пожалуйста? Ты сказал – пожалуйста?

Валентин засмеялся.

– Я, видно, забыл привычки власти. Ладно. Встань! Я приказываю! – Горзвал, дрожа, поднялся. Маленький трехрукий скандар с потускневшим, запачканным песком мехом и удрученным выражением лица выглядел весьма плачевно. Валентин продолжал: – Я принес тебе несчастье, а тебе и без того досталось в этой жизни! Прими мои извинения. Если судьба снова улыбнется мне, я исправлю беду, постигшую тебя. Обещаю тебе это. Что ты думаешь делать сейчас? Соберешь свою команду и вернешься в Пилиплок?

Горзвал с несчастным видом покачал головой:

– Я не могу вернуться. У меня нет корабля, нет репутации, нет денег. Я потерял все и никогда не восстановлю потерю. Мои люди свободны от контракта с тех пор, как «Брангалин» затонул. Теперь я один и разорен.

– Тогда пойдем с нами на Остров Повелительницы Снов, Горзвал.

– Мой лорд?

– Мы не можем оставаться здесь. Я думаю, островитяне не слишком жалуют чужаков, да и здешний климат не годится для скандаров. К тому же охотник на драконов едва ли сможет стать рыбаком. Всякий раз, забрасывая сеть, он будет страдать. Поедем с нами. Если мы не уйдем дальше Острова, ты, возможно, найдешь успокоение, служа Хозяйке. Если же мы продолжим путь, тебе будет оказан почет, когда мы поднимемся на Замковую гору. Что скажешь, Горзвал?

– Мне страшно быть рядом с тобой, мой лорд.

– Разве я такой страшный? Разве у меня драконья пасть? Посмотри на других. Разве их лица позеленели от страха? – Валентин хлопнул капитана по плечу и обернулся к Залзану Каволу. – Никто не заменит погибших братьев, но я даю тебе хотя бы компаньона твоей расы. А теперь не пора ли нам готовиться к отъезду? До Острова еще много дней пути.

Менее чем через час Залзан Кавол нанял судно и договорился, что утром они отправятся на восток. В этот вечер гостеприимные островитяне устроили роскошный прощальный пир с холодным зеленым вином, сладкими сочными фруктами и изысканным свежим мясом морского дракона. От последнего блюда Валентина стало тошнить, и он хотел уже было отодвинуть его в сторону, но увидел, что Лизамон жует так, словно она последний раз в жизни ест мясо. Он решил испытать свою силу воли, зажмурился и проглотил кусок… Вкус оказался великолепным, и Валентин сразу же забыл все неприятные мысли, связанные с морскими драконами. Пока они пировали, солнце зашло и, как всегда в тропиках, стало быстро темнеть. Небо окрасилось в зыбкие янтарные, фиолетовые, красные и золотые тона. «Да, благословенные острова, – подумал Валентин, – и исключительно радостные даже для этой планеты, где так много счастливых и полных жизни мест». Население, кажется, в основном состояло из красивых длинноногих людей с густыми золотистыми волосами и гладкой кожей медового цвета. Попадались, правда, врууны и даже гэйроги, а по словам Делиамбера, на островах архипелага можно встретить и многие другие расы. Он уже свободно общался с островитянами и рассказал, что они не бывают на континентах, живут совершенно обособленно и почти ничего не знают о делах большого мира. Когда Валентин спросил одну из хозяек, проезжал ли мимо них лорд Валентин, корональ, возвращаясь из своего шествия по Зимроэлю, она взглянула на него и простодушно спросила:

– А разве корональ не лорд Вориакс?

– Нет. Я слышал, что он умер года два назад, – сказал кто-то из островитян. Большинством собравшихся за столом это было воспринято как новость.

Эту ночь Карабелла провела в доме, где остановился Валентин. Они долго стояли на веранде, глядя на сверкающую лунную дорожку, бегущую через море к далекому Пилиплоку. Валентин думал о морских драконах, обитающих в этом море, о чудовище, в брюхе которого он побывал, и с болью вспоминал двух своих пропавших товарищей – Гибора Хаэрна и Слита. Он вспоминал Пидруид, Дюлорн, Мазадон, Илиривойн, Ни-мойю, бегство через лес, пороги Стейч, суровость пилиплокских драконских капитанов, гигантского дракона, несущегося на судно бедняги Горзвала… Какое долгое и какое великое путешествие, многие тысячи миль… А сколько их еще осталось пройти, прежде чем он получит ответы на терзающие душу вопросы?

Карабелла молча прижалась к Валентину. Ее отношение к нему все время менялось, и теперь это была смесь страха и любви, уважения и непочтительности, потому что она принимала и почитала его как короналя, но не забывала о его простоте, наивности, неведении – качествах, которые он все еще не утратил. Она, конечно же, боялась, что в тот день, когда Валентин вернет себе прежнее положение, он будет навсегда для нее потерян. В повседневных отношениях с миром она была куда более сведущей и опытной, и это, несомненно, влияло на ее отношение к Валентину: он вызывал у нее страх, и одновременно было в нем что-то совершенно детское. Валентин понимал это, но ничего не мог изменить. Хотя фрагменты его прежнего «я» и полученного при дворе воспитания постепенно восстанавливались и с каждым днем он все больше привыкал к повелительному тону, большая часть его прежней личности все еще оставалась для него за семью печатями, поэтому в нем все еще жил Валентин-простодушный, Валентин-скиталец, Валентин-жонглер. Неясный образ лорда Валентина, которым он был когда-то и, может быть, станет снова, скрывался очень глубоко, редко проявляя себя, но никогда не позволяя забыть о себе. Он подумал, что Карабелла старалась с честью выйти из трудного положения.