– А еще можно? – Я на самом деле хотела добавки. Впервые за все эти дни я по-настоящему хотела есть.

– Пока нет, но скоро будет второй завтрак. – Назиля улыбнулась. – Сейчас придет врач.

– Алексей Александрович? – обрадовалась я.

– Нет. – Она немного помрачнела. – Алексей Александрович сейчас тоже лечится. Много всего было в эти дни.

Вскоре в палату, как и обещала Назиля, пришел врач – среднего роста, сухощавый седой мужчина.

– Ну как тут наша героиня? Ну ладно, ладно, не буду так больше шутить, не морщитесь. Как я и думал, Мария очень ошиблась с вашей характеристикой, да и не только с ней.

Он сел на стул рядом с кроватью.

– Мария? – Я, хотя и слабая еще, совсем не чувствовала себя больной, голова же вообще отлично соображала.

– Мария – моя бывшая ученица и сотрудница. – Он, кажется, намеренно затронул знакомую мне, но не касавшуюся последних событий тему. – Я тогда специально ее в командировку в Эмтор отправил, думал, посмотрит на обычную жизнь за Садовым кольцом, поумнеет. Училась-то она хорошо, с теоретическими проблемами великолепно работала. Но теория – не практика, а последняя ее разочаровала.

Мужчина улыбнулся.

– Когда блокада исчезла, Мария сразу в Москву вернулась, и неделю мне на вас всех разгромные характеристики строчила. Я, грешным делом, запрос в Эмтор отправил, разъяснений просил по ее претензиям. И получил ответ, что ей одной целый коттедж выделили, паек увеличенный, другие льготы, а она умудрилась всех сотрудников довести до белого каления. Когда вы пропали, Инесса – хороший, очень толковый специалист – еле смогла от нее отбиться, а уж как ребятам-параллельщикам досталось! По словам Марии, там безнравственность процветала, а на самом деле ребята эти, Славка с Машей, от нее таких гадостей наслушались, что и сказать нельзя. Даже священник жаловался, что она его правильному пониманию веры учила. – Врач рассмеялся. – Стал я ее подробно расспрашивать и понял, что в психологии ей делать нечего.

– И что с ней? – Несмотря на вздорный характер, вернее именно из-за него, Марию мне было жаль. Сама ведь портила себе жизнь.

– Да ничего. Открыла свой кабинет, кандидатская степень при ней ведь, и честно заработана. Теперь работает с уважаемыми людьми – предпринимателями, «потомственной интеллигенцией» и теми, кто считает себя «культурными людьми». Не представляете, сколько в Москве таких экзальтированных дамочек! Ходят на премьеры в театры, на открытие разных, желательно «классических» выставок, имена классиков литературы и искусства, как молитву, повторяют, а спроси подробности о произведениях этих классиков – не ответят.

– Ну да. – Я улыбнулась. – Они уверены, что, если знают имена и восхищенно закатывают глаза, это уже причисляет их к «культурным людям», как отстаивание воскресной службы – к истинно верующим. Самое то для Марии – поддерживать убежденность в своей правоте у таких людей.

– Тоже с подобными сталкивались? – Он снова улыбнулся.

– Я же в музее работаю, насмотрелась на таких «ценителей». – Я тихо рассмеялась. – Только если у вас столичный снобизм, у нас провинциальный: «Мы более тонкие натуры, чем пресыщенные москвичи». А по сути – все одинаково.

– Ну вот, настроение я вам поднял, новости некоторые рассказал, а теперь давайте-ка осмотрю. – Он стал серьезен. – Сложный вы случай, Ната, уникальный. Дважды рядом с установкой максимальное время пробыли и выжили.

Осмотрев меня и удовлетворенно заметив, что, кроме слабости от истощения, у меня нет никаких проблем, врач снова сел на стул, ожидая вопросов.

– Ну и сколько мне теперь? В прошлый раз я лет на десять омолодилась, если сейчас на столько же, то впору в первый класс заново идти.

– Не надейтесь. – Он рассмеялся. – Вы подтвердили наше предположение: омоложение параллельщиков рядом с установкой имеет свои пределы.

– Какие? – Я вспомнила свое отражение, увиденное в первые дни в Эмторе.

– Для взрослого человека это возраст, в котором он перестал расти. У вас это произощло лет в шестнадцать, так? Вот и теперь вы внешне – ровесница Маши.

– Но почему тогда?.. – Я не успела закончить вопрос, он понял и так.

– Почему такое истощение? Это как работа мотора на холостом ходу или в автомобильной пробке – движения нет, а бензин сжигается быстрее, чем во время езды. Так и у вас: клетки должны развиваться, стариться, но их постоянно возвращало к первоначальному состоянию, и получалось, что они словно «бежали на месте». Точно такое же воздействие, видимо, будет и на детей. К счастью, ни разу еще ребенок не оказывался настолько близко к установке. – Он стал очень серьезен. – Я надеюсь, что больше вы никогда не попадете в зону действия установки! Конечно, я не могу утверждать, что вы обязательно умрете, но вероятность того, что третий раз станет для вас смертельным, приближается к девяноста процентам. Это не источник вечной молодости, а клетки, при всем реальном омоложении, запоминают перенесенный стресс.

– Но Лаки ведь трижды был рядом с установкой, – вспомнила я.

– Вы считаете и его нахождение в госпитале во время службы? Он находился недалеко от установки, да, но все же метрах в ста, хотя и это сказывается довольно сильно. А в последний раз он пробыл рядом с прибором всего полчаса. Но и ему, и вам теперь к установкам приближаться нельзя! Вы не мальчик из старой побасенки про плотину, пальчиком щель не закроете, только собой, как амбразуру. Надеюсь, подобного больше не будет. Ни с вами, ни вообще в мире. Сейчас отдыхайте. Можете почитать, посмотреть фильмы – вот вам планшет. А завтра ждите гостей. Не пугайтесь, это именно гости, а не следователи или… С ними вы только на суде встретитесь, как потерпевшая с преступниками.

Весь день я, с перерывами на частую еду, возилась с планшетом. Тот, кто делал подборку, отлично знал мои вкусы, выбрав на самом деле хорошие книги и фильмы.

На следующее утро, сразу после завтрака, Назиля, таинственно улыбаясь, помогла мне переодеться и сесть в кресло:

– Ну вот, теперь и гостей принять сможешь. Второй завтрак уже не в одиночестве есть будешь, и от пирожного не отвертишься.

Она ушла, но в дверях сразу же показались… Хаук с Попом, Тихон и Азамат, за которыми маячил старавшийся быть незаметным Лаки. Я так обрадовалась парням, что не сразу заметила, насколько все четверо выглядят худыми и бледными. Про Лаки вообще не говорю – удивительно, что и его в инвалидное кресло не усадили.

После того, как первые эмоции от долгожданной встречи немного улеглись, Хаук, устроившись у окна в принесенном с собой плетеном садовом кресле (остальные парни тоже притащили себе кресла), обернулся ко мне:

– Ну, пропаданка, как жила все это время?

– Кто?

Я удивленно посмотрела на рыжего физика. Господи, я же ребят почти год не видела! А они оба здорово изменились: построжели, стали более сдержанными, словно постоянно ожидая удара. Да и Тихон с Азаматом отличались от тех спокойно-умиротворенных парней, какими я их знала.