— Ладно, ты победил. Обещаю, — выдохнула в коротком перерыве, все же сдавшись под его напором. Да, подобный способ убеждения мне определенно нравится. И за один такой поцелуй, сладкий и томительный, я готова, кажется, пообещать уже что угодно.

В общем, стояли мы так долго, не в силах оторваться друг от друга. Я чувствовала, как начинают саднить губы, но все равно продолжала жадно впитывать его дыхание и прикосновения. Фауст первым прервал поцелуй. Отстранился, будто нехотя, и севшим голосом произнес:

— Кажется, мы увлеклись.

Да, пожалуй, это определение было весьма точным. Для нежностей у нас еще будет время. Как-никак, вся ночь впереди. А сейчас нужно было привести себя в порядок с дороги: помыться, переодеться, да и поужинать тоже не мешало бы. Даже не помню, когда я последний раз нормально ела. А еще Стаська с Хевири как-то подозрительно долго не показывались, и интуиция настойчиво подсказывала, что пришествие младшеньких не за горами.

Стоило мне только об этом подумать, как в дверь настойчиво забарабанили. Ну вот, легки на помине!

— Войдите, — разрешил Фауст и сделал странный пас рукой, заставляя отъехать щеколду на двери.

Стаська, разумеется, вломилась первой. Вбежала в наш номер и восторженно выдала:

— Ни фига себе! А у вас номер круче!

А потом с разбегу запрыгнула на кровать, подняв в воздух алые лепестки. Нет, ну никакого такта!

Фауст поглядел на это дело, махнул рукой и тяжко вздохнул. Ну а что тут скажешь? Стаське говори, не говори — все равно результата ноль.

— А чего опять номер для новобрачных? — прыгая на мягкой кровати, вопросила сестричка. — Что, других свободных, как всегда, не было?

— Мне, кстати, тоже интересно… — уцепилась за Стаськин вопрос я и в ожидании уставилась на мужчину.

— Ну почему же, были… — не стал лукавить Фауст. — Просто я подумал, что это хорошая традиция!

Вот же прохвост! Традиция у него. Ну ладно, пусть живет. В конце концов, обещания его никто не отменял.

Дальше стали разбираться с сумками. Брауни вывалила из пространственного кармана нашу поклажу, Фауст поглядел на мятые-перемятые вещи и одарил нашу работницу несколькими весьма нелестными эпитетами. Ну и, так как со злым фениксом общаться никто не хотел, то на этом Стаська с Хевири благополучно из нашего номера испарились. Хоть какой-то положительный момент.

Я же принялась аккуратно раскладывать свои потрепанные вещички и снова натолкнулась на коробочку со статуэткой феникса, что пострадала от некачественного пространственного кармана. Грустно вздохнула, вытаскивая на свет кружевную металлическую птицу с переломанным крылом, и аккуратно поставила ее на низкий прикроватный столик.

— Вот же… — выругался Фауст, углядев сломанную статуэтку и мою страдальческую физиономию. — Горе луковое эта ваша брауни!

— Теперь выкинуть придется, да? — спросила я, понимая, что без крыла птичка моя летать больше не будет. А значит, нет смысла везти ее с собой.

— Ну почему же… — мягко улыбнулся блондин и присел на корточки рядом со столиком. — Здесь нет ничего непоправимого. Закрой глаза.

Я недоверчиво покосилась на феникса.

— Ну же, давай. Покажу фокус.

Ладно, фокус так фокус. Фокусы я с детства люблю. Я смежила веки и приготовилась к чуду.

Лицо обдало порывом прохладного ветра. В воздухе запахло озоном и морской свежестью, а слух уловил еле слышное потрескивание. Я почувствовала, как встали дыбом волоски на коже. Словно наэлектризовались. А потом Фауст попросил:

— Протяни руки.

Я покорно протянула раскрытые ладони, ожидая, что на них опустится уже починенная статуэтка. Но моей кожи вдруг коснулось что-то цепкое, колючее, кожистое, и, испуганно взвизгнув, я распахнула глаза. И тут же увидела ворох перьев, взмывающих в воздух.

— Ну что ж ты так кричишь?! — вскинулся Фауст, ловя перепуганного голубя.

Голубь был самый обычный. Сизый, с лазурными переливами на шейке и грудке. Он судорожно крутил головой и дергался, пытаясь вырваться из хвата блондина.

— Ну-ну-ну, — вдруг стал сюсюкать с птичкой Фауст. — Эта плохая девочка тебя напугала?

Блондин погладил голубя по голове, причудливо поцокал языком, и пернатый затих, перестав трепыхаться. Я квадратными глазами смотрела на все это, не зная, что уже и думать.

— Это что? Это ты из моего сувенира сделал?

— Конечно, живой же лучше! — лучезарно улыбнулся блондин, а я представила, что стану делать с этим голубем… и мне поплохело.

За ним ведь ухаживать придется: кормить, помет убирать. Впрочем… ухаживала же как-то за здоровенным удавом! В крайнем случае Лео пташку и скормлю!

Мысли мои неожиданно свернули в сторону дома. Туда, где ждали нашего возвращения Фрайо с Лео. Кот со Шпицем. И отдыхающие родители, что и знать не знают о нашей отлучке. И совсем скоро, быть может, даже завтра мы к ним вернемся. А этот мир и здешние приключения останутся лишь приятным воспоминанием.

Я опять загрустила, и Фауст тут же уловил смену моего настроения.

— Люб, ну ты что, расстроилась? Вот твоя статуэтка.

Блондин протянул руку, и в тот же миг к нему на палец спланировал металлический феникс. Целехонький, блестящий, совсем как новенький.

Фауст пересадил птичку на столик, а сам подошел к окну и, открыв створки, отпустил голубя. Да так и остался стоять у распахнутого окна, подставляя лицо бушующему ветру, что принялся с азартом трепать длинные пряди. То бросал их в лицо, то откидывал назад, крутил, сплетая меж собой и спутывая.

Но Фаусту это, кажется, только нравилось. Он прикрыл глаза и глубоко вдохнул стылый вечерний воздух. Я же отринула прочь невеселые мысли и, встряхнув головой, направилась к фениксу.

— Гроза будет, — сообщил он, с шумом втягивая воздух.

Я выглянула в окно. По улице уже расползлась густая темень, повсюду в окнах включался свет, зажигались ажурные фонари на дорожках, а отдыхающие спешили укрыться под крышами домов и открытых вечерних кафешек, в которых играла приятная музыка.

Воздух был свеж и чуть прохладен, невесомо ласкал кожу и теребил непослушные прядки волос. Я тоже прикрыла веки, наслаждаясь вечерней свежестью. А когда распахнула, встретилась взглядом с Фаустом, неожиданно оказавшимся очень близко. Его невероятные глаза были сейчас цветом точь-в-точь как предгрозовое небо. Вот только если на небе не было видно ни одной звезды, то на радужке блондина искрились серебром сотни крохотных огоньков. Я как завороженная следила за их мягким мерцанием, а потом Фауст опустил взгляд и потянулся к вороту рубашки. Расстегнул пару верхних пуговиц и выудил из-за пазухи стальное перо.

— Вот, возьми… И больше никогда и никому не отдавай его. Хорошо?

— Хорошо, — вторила я, принимая из рук феникса свой самый главный в этом мире подарок.