Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О любовных отношениях Елизаветы и Никиты известно мало. Как правило, это вольная трактовка писателей, временами скабрезного характера. Но ясно одно: именно сексуальные услуги государыне обеспечили Никите Афанасьевичу головокружительный карьерный взлет. Произошло это столь стремительно, что даже видавшие виды царедворцы не переставали удивляться такому “случаю”. И действительно, слыханное ли дело, – этот кадет на другой день после знакомства с Елизаветой стал сержантом, через несколько дней – премьер-майором с предписанием быть адъютантом у влиятельного графа Алексея Разумовского (тоже фаворита императрицы), а еще через месяц – полковником.
О Бекетове говорили, что он возгордился своим новым положением и стал спесивым, важным и неприступным. Когда же его поселили во дворце и дали покои рядом с императрицей, он окончательно уверовал в свою значительность и могущество. Любовался он и собственной красотой, и не случайно Александр Сумароков вывел его под именем Нарцисса в одноименной комедии. Нарцисс, как и Бекетов, занимается рифмотворчеством; он читает вслух Оду, восхваляющую самого себя.
Но наивный красавец едва ли подозревал, что каждый близкий к монархине “припадочный человек” находился под пристальным вниманием конкурирующих между собой придворных партий, стремившихся с его помощью всячески упрочить свои позиции. Так, графы Александр и Петр Шуваловы старались выдвинуть во временщики своего молодого кузена – Ивана Шувалова, и вкупе с любимой подругой императрицы Маврой Шуваловой, урожденной Шепелевой, нахваливали его стать и мужские достоинства. Бекетов же сделался ставленником вице-канцлера Алексея Бестужева, пытавшегося ослабить влияние клана Шуваловых и самолично управлять государственными делами. Их соперничество носило и политический характер, поскольку Шуваловы были горячими приверженцами Франции, а Бестужев был сторонником союза с Австрией. Именно Бестужев одарил Никиту французскими костюмами с бриллиантовыми пуговицами цены баснословной, драгоценными кольцами, великолепными часами из червонного золота.
Поначалу, когда летом 1751 года его протеже последовал за Елизаветой в Петергоф, а Шувалов спешно оттуда уехал, Бестужев торжествовал. Однако фавор Бекетова был недолгим и рассыпался в одночасье благодаря интригам шуваловской партии. Произошло это так: Петр Шувалов втерся к Никите в доверие и расточал всевозможные комплименты по поводу его красоты. Под предлогом заботы о внешности фаворита он дал ему “чудодейственные” притирания для улучшения цвета кожи. В результате пользования этим косметическим средством лицо Бекетова покрылось прыщами и угрями. Тогда Шуваловы нашептали императрице, что новый фаворит ведет разгульный образ жизни и заразился дурной болезнью, опасной для ее здоровья. К тому же, воспользовавшись тем, что Бекетов руководил хором мальчиков-певчих и проводил с ними много времени, они намекнули на его педофилию, что в глазах Елизаветы было величайшим грехом. Бекетов за “непристойное поведение” был немедленно удален из дворца и отправлен в действующую армию. А Иван Шувалов вернулся во дворец.
Но все же – в благодарность за доставленные дни счастья – государыня пожаловала Бекетова богатыми поместьями, в том числе имением Отрада близ Царицына в благодатной Астраханской губернии. Современник так живописал владения опального фаворита: “Великолепная деревня Отрада, с виноградными садами, мраморными водоемами, роскошной мельницей, в которой не было ни малейшего стука, ни малейшей пыли; и стояли красного дерева ломберные столы для игры в карты; наконец, ему же принадлежали богатые рыбные ловли на Волге, от которой произошла Бекетовская икра, некогда знаменитая”.
Несмотря на фиаско при дворе, Бекетов, по словам исследователей Ивана Мартынова и Ирины Шанской, во мнении многих оставался “эталоном истинного петиметра” (то есть щеголя-галломана) и знатоком в амурных делах: “По всей России ходили слухи о его дорогих и экстравагантных нарядах. Не менее широкой известностью пользовались любовные похождения этого редкостного красавца, щедрого кутилы и галантного острослова”.
В начале 1750-х годов литератор Иван Елагин написал “Сатиру на петиметра и кокеток” (1753). Разразилась жаркая литературная полемика о щеголях. В числе ее материалов было и стихотворное “Письмо к Бекетову”, принадлежавшее перу преподавателя Артиллерийского и инженерного корпуса Николая Муравьева. Последний отчаянно спорит с Елагиным и его сторонниками, видевшими в петиметрстве опасный общественный порок, и обращается к авторитетному Бекетову для подтверждения собственной позиции. Начав свое послание с филиппики ученым-педантам, Муравьев сосредоточивается на “советах влюбленным”. Он воспевает дерзость в любви, порицает бесполезную ревность, которая “паче всех мученьев на свете”, и приглашает к разговору самого Бекетова. И Никита Афанасьевич ответил Муравьеву стихами “Правила как любиться без печали. Письмо к приятелю”. Проникнутое здоровым гедонизмом, “Письмо” отвергает переживания безответной любви как бесплодные, глупые и анахроничные для XVIII века:
Бекетов – сторонник любви тайной, удаленной от чужих глаз и неподвластной досужим судачествам света:
Может показаться странным, что Бекетов, несмотря на свое женолюбие и бурную молодость, так и остался холостяком. Возможно, какие-то властные нити связывали его с Елизаветой, имевшей сильную любовную харизму (ведь так и не женились и другие ее фавориты – Иван Шувалов и Алексей Разумовский). Никакими сведениями о дальнейшей личной жизни Бекетова мы не располагаем. С Никитой Афанасьевичем, подобно многим деятелям XVIII века, произошла метаморфоза – щегольская юность, которую Ломоносов назвал “златой младых людей и беспечальный век”, сменилась зрелостью, посвященной серьезной государственной деятельностью на благо Отечества.
На полях брани Семилетней войны он стяжал себе славу отважного воина. И как не поспорить тут с Екатериной II, говорившей, что Никита был слишком изнежен для военного ремесла.
После сражения при Грос-Егерндорфе (август 1757 года) он был назначен командиром 4-го гренадерского полка, с которым участвовал в занятии Кенигсберга (январь 1758 года), осаде крепости Кюстрин и сражении при Цорндорфе (август 1758 года). В последней баталии полк Бекетова был почти весь уничтожен фланговыми атаками неприятеля, а сам командир вместе с графом Захаром Чернышевым попал в плен к пруссакам, где провел целых два года. В народе даже сложили об этом песню:
Вернувшись из неволи, Бекетов был произведен в бригадиры, а в 1762 году – в генерал-майоры. Императрица Екатерина II в 1763 году назначила его астраханским губернатором. Деятельность Бекетова на этом посту была исключительно продуктивна. Губернатор построил Енотаевскую крепость для защиты местных жителей от набегов киргизов. Под его непосредственным патронажем было основано поселение Сарепта, где разместились приглашенные из Германии колонисты – так называемые “моравские братья”. Это было живописнейшее место неподалеку от Царицына, с холмами, покрытыми густым лесом, на берегу впадавшей в Волгу реки Сарпы. Название оно получило от древней сирийской Сарепты, упоминаемой в Ветхом Завете, где говорится: “Как повелел Господь устами пророка Ильи: “Встань и пойди в Сарепту Сидонскую и оставайся там”, и далее: “где мука в кадке не истощится, и масло в кувшине не убудет”. Примечательно, что герб астраханской Сарепты заключал в себе сосуд, колосок и масличное дерево с елейной кружкой под ветвями. Переехавшие сюда немецкие пасторы-миссионеры обращали кочевых калмыков в христианство.