Элис тяжело вздохнула:

– А кто-нибудь… еще… знает?

– Кроме Свена? – Марджери принялась яростно вытирать волосы полотенцем. – Ну, мы, естественно, не кричим об этом на каждом углу. Однако мне вряд ли удастся долго скрывать беременность. Если я растолстею еще больше, у бедняги Чарли скоро начнут подгибаться колени.

Ребенок. Элис переполняли противоречивые чувства: шок от неожиданности, восхищение, что Марджери, как всегда, решила играть по своим правилам, ну и что самое главное, печаль, ведь все теперь снова изменится. Им больше не придется скакать галопом по горам, смеяться в уютных стенах библиотеки. Марджери теперь надолго засядет дома, как любая нормальная мать. Элис задумалась, что станет с библиотекой без Марджери, которая была ее сердцем и становым хребтом. И тут Элис вдруг стукнула еще более тревожная мысль. Как она сможет остаться здесь, когда родится ребенок? Для нее здесь просто-напросто не будет места. Сейчас им и втроем-то толком не развернуться.

– Элис, я даже из коридора чувствую, как ты волнуешься, – окликнула ее Марджери по пути в спальню. – И говорю тебе, что ничего не изменится. Когда ребенок родится, тогда и будем думать. И нечего трепать себе нервы раньше времени.

– Я в порядке, – ответила Элис. – И очень за тебя рада. – Она отчаянно хотела, чтобы это было правдой.

* * *

В субботу Марджери поехала верхом в Монарх-Крик, по дороге здороваясь с семьями, которые занимались ликвидацией последствий наводнения, выметали от передней двери горы ила, складывали в кучи испорченную мебель, годившуюся теперь разве что на дрова. Наводнение разрушило низкорасположенные предместья города, где жили самые бедные слои населения, не способного поднять шум. Хотя их бы в любом случае никто не услышал. Ведь в более благополучных районах жизнь практически вернулась в нормальное русло.

Марджери остановила Чарли возле дома Софии и Уильяма, и у нее упало сердце, когда она увидела масштаб разрушений. Одно дело что-то знать, но совсем другое – видеть это воочию. Маленький домик вроде как уцелел, но, поскольку он стоял в самой нижней части дороги, на него пришелся основной удар стихии. Столбики аккуратного крыльца треснули и сломались, стоявшие там цветочные горшки и кресло-качалку смыло водой, так же как и два передних окна.

То, что некогда было ухоженным огородиком, превратилось в море черной жижи, где вместо растений из земли торчали сломанные деревяшки, и над всем этим стоял едкий запах разложения. Широкая темная линия прибоя проходила вдоль верха оконных рам и деревянной обшивки дома, поэтому Марджери, даже не заходя в дом, уже заранее знала, что творится внутри. Она с содроганием вспомнила холодные объятия воды и машинально положила руку на мягкую шею Чарли, интуитивно почувствовав настоятельное желание вернуться в тепло и безопасность родного дома.

Марджери спешилась – теперь у нее уходило на это гораздо больше времени – и набросила поводья на ближайшее дерево. Мулу даже нечего было пожевать – вокруг на холмах сплошной черный ил, и ничего более.

– Уильям? – Марджери, поскрипывая сапогами, направилась к хижине. – Уильям, это Марджери.

Она позвала хозяина еще пару раз, но, немного подождав, поняла, что дома никого нет, и вернулась к мулу, чувствуя непривычную тяжесть в животе, словно младенец решил, что он наконец вправе громко заявить о себе. Марджери собралась снять поводья, как вдруг что-то привлекло ее внимание. Она наклонила голову, чтобы рассмотреть след от прибоя на стволе дерева на высоте нескольких футов. На всем пути от библиотеки река оставляла за собой бурый след, состоявший преимущественно из грязи и ила. Но здесь след был черным как деготь. Марджери вспомнила, как вода внезапно почернела, а едкие химические примеси начали разъедать глаза и горло.

После наводнения Ван Клив почти три дня не показывался в городе.

Марджери присела на корточки, провела рукой по древесной коре, понюхала пальцы. И застыла в глубокой задумчивости. Затем вытерла руку о куртку и, кряхтя, села обратно в седло.

– Вперед, малыш Чарли! – Марджери развернула мула. – Мы еще не едем домой.

Она въехала в узкий проход в горах, ведущий в северо-восточную часть Бейливилла. Эта дорога всегда считалась непроходимой из-за отвесных каньонов и густой растительности. Однако Марджери с Чарли выросли в этом суровом горном краю и ориентировались здесь не хуже, чем торговец в денежных знаках. Марджери бросила поводья на шею Чарли, нагнулась вперед, доверив мулу самому прокладывать путь, и начала раздвигать нависающие над головой ветки. Чем выше они поднимались в гору, тем холоднее становился воздух. Она надвинула шляпу на лоб и уткнулась подбородком в поднятый воротник, дыхание поднималось вверх легкими облачками пара.

Лес постепенно становился все гуще, а тропа такой крутой и каменистой, что даже привычный к горным дорогам Чарли начал спотыкаться. Перед очередной россыпью вышедших на поверхность камней Марджери наконец спешилась, набросив поводья на тонкое деревце. Остаток пути до вершины она прошла пешком, пыхтя от тяжести дополнительного груза и постоянно останавливаясь, чтобы подержаться за поясницу. Марджери, которая после наводнения чувствовала непреходящую усталость, старалась не думать о том, что сказал бы ей Свен, знай он, куда она собралась.

У нее ушло не меньше часа, чтобы добраться до самой верхней точки, откуда открывался вид на ту часть участка площадью 600 акров шахты Хоффман, которая не просматривалась со стороны самой шахты и была закрыта от любопытных глаз подковой крутых и лесистых склонов хребта. Схватившись за ствол дерева, Марджери преодолела последние несколько футов и на секунду остановилась, чтобы отдышаться.

А потом она посмотрела вниз и чертыхнулась.

За хребтом находились три огромных коллектора для шлама, добраться до которых можно было лишь через закрытый воротами туннель в горе. Два разбухших от дождя коллектора по-прежнему наполнены тусклой черной водой. Третий оказался пустым, его дно покрыто черными илистыми наносами, а окружавшая его насыпь полностью разрушена потоком жидкой грязи, которая вырвалась наружу, оставив черный след в разветвляющихся руслах ручьев в нижней части Бейливилла.

* * *

«Нет, ну надо же было такому случиться, чтобы у Энни заболели ноги в самый неподходящий день!» – пробормотал себе под нос мистер Ван Клив, ожидая в кабинке, когда официантка принесет ему еду. Беннетт молча сидел напротив отца, его глаза были устремлены в сторону других посетителей, словно он пытался определить, что о них говорят люди. Конечно, мистер Ван Клив предпочел бы еще пару дней не показываться в городе. Но что остается делать мужчине, если в доме некому приготовить еду, так как служанка заболела, а невестка, потеряв остатки здравого смысла, отказывается вернуться домой?! Если не ехать в Лексингтон, заведение «Найс-н-квик» оставалось единственным местом, где можно было получить горячую еду.

– Пожалуйста, мистер Ван Клив. – Официантка, которую звали Молли, поставила перед ним тарелку с жареным цыпленком. – А еще овощи и картофельное пюре, как вы и просили. Вам крупно повезло, что вы вовремя успели заказать обед. А то повар уже собрался уходить, так как нам до сих пор не подвезли продукты и все такое.