– Ах ты, жалкая мартышка! – Бонгани с силой ударил поверженного противника ногой в бок – раз, второй… Что-то хрустнуло, и он еле удержался от третьего. Обычная драка не будет иметь никаких последствий, а убив наглеца, он окажется в карцере, что сегодня никак не входило в его планы…

Он отошел от распростертого тела, оглянулся по сторонам. Внимательно наблюдавшие за происходящим арестанты заискивающе улыбались и показывали знак одобрения – сжатые кулаки. Посмотрел наверх: автоматчики весело скалились и тоже показывали кулаки. Что ж, если даже начнут служебную проверку, то претензий к нему не будет: Гвембеш первым начал эту ссору.

Когда прогулка закончилась, арестанты вышли в зарешеченный коридор, ведущий к корпусу. Гвембеш остался лежать на бетонном полу – значит, его унесут в лазарет.

* * *

Лежа на матраце, Абиг из-под приопущенных век разглядывал камеру напротив. Старик так и сидел, раздавленный, на полу, ничего не видя и не слыша, отключившись от реальности. Картина, с одной стороны, нагоняла на Абига тоску, с другой – внушала надежду, что в решающий момент старик не поднимет шум. Да и камера рядом освободилась, значит, еще на одного свидетеля меньше…

До отбоя еще пять долгих часов. Абиг не знал, чем их занять. Развлекать себя воспоминаниями не хотелось. За годы, проведенные в одиночной камере, каждое из них замусолено и затерто до дыр. Он даже в духов перестал верить, как когда-то в юности. В силу исполняемых некогда служебных обязанностей, Абиг Бонгани столько раз видел, как обрываются весьма успешные и во всех отношениях приятные жизни, вступившие в противофазу с интересами людей, наделенных большей властью, что и к собственной смерти относился с деловой сдержанностью. Так что, будь что будет!

Лязгнул, открываясь, замок внешней двери тамбура, ведущего в восточное крыло. Дверь открылась, закрылась. Лязгнул, закрываясь, замок. Каждый заключенный прислушивался к происходящему. Прислушивался и Абиг Бонгани. Открылась и закрылась внешняя дверь. В коридоре раздались шаги охранников. Двое – значит, не на обход. Может, из-за драки?

Чем ближе шаги приближались к его камере, тем громче стучало сердце Абига. А вдруг, это очередной поворот судьбы?! Он был готов пообещать ежедневные приношения любому духу, всем духам вместе – если это так. Абиг помнил, что означают такие внеурочные визиты. Казалось, сердце вот-вот пробьет в ребрах брешь и выскочит наружу. Но когда дюжие мрачноликие охранники остановились перед его камерой, Абиг одним усилием воли сумел взять себя в руки. Он был невозмутим и равнодушен, ему не нужно было ничего от этих деревенских мужланов, с покачивающимися на боках резиновыми дубинками.

– Встать! – скомандовал тот, что был повыше ростом – наверняка из северных племен.

Абиг не спеша повиновался. Возможно всякое. Нельзя позволять себе надеяться без веских оснований.

– Лицом к стене!

Он отвернулся.

В замке его камеры нетерпеливо проворачивался ключ – это был хороший знак. Обычная драка не вызывает особого внимания. Хотя, возможна какая-нибудь неожиданная мелочь, которая ни за что не придет в голову. Директору тюрьмы понадобилось что-нибудь от бывшего начальника трех Б. Могут допросить и вернуть на место. Раньше времени нельзя поддаваться эмоциям. Абиг держался, но давалось это невероятным усилием – у него дрожали пальцы, в паху сделалось жарко, а на спине выступил холодный пот.

– Руки за спину!

Наручники лязгнули на запястьях, но не впились в плоть, до костей, и это тоже был хороший знак…

– На выход!

Мелькнул старик в камере напротив – все так же безжизненно сидящий на полу. Следующая камера проплыла мимо. Лица арестантов, их руки, обхватившие прутья решеток.

Абиг шел по коридору уверенной походкой, глядя прямо перед собой и сохраняя каменное выражение лица. Со стороны могло показаться, что это он ведет куда-то своих конвоиров. Сохранять невозмутимость при любых обстоятельствах – самый важный навык для серьезного заключенного. Абиг Бонгани в вопросах тюремного житья-бытья был настоящий гуру. Не каждый способен в день, когда решился на побег, скорей сулящий смерть, чем свободу, вот так, молча, без малейших эмоций на лице, последовать за внезапно вторгшимися охранниками, даже не попытавшись выяснить, куда его ведут – на свободу или на погибель.

– Эй, Абиг! – разнеслось по коридору. – Найди в Верхнем Утмане мою семью, скажи жене, если не придет на свидание в этом году, я ее прокляну! Я буду приходить к ней в страшных кошмарах, я нашлю на нее чесотку!

Кричал крестьянин из угловой камеры, который сидел за то, что ограбил и пустил под откос целый междугородний автобус – один из немногих, кто сидел тут за реальное уголовное преступление, а не за слова и намерения. Абиг не смог вспомнить его имени. Как бы то ни было, в Верхний Утман, рассадник СПИДа и малярии, он не собирался при любых обстоятельствах.

Тамбур, коридор, переход в административный корпус. За последние семь лет он бывал здесь четыре раза – первый, когда прибыл для отбывания срока, остальные – когда получал карцер за нарушение режима и нападение на других заключенных – было дело, на Ферме без этого не проживешь…

Хоть и получалось сохранять внешнюю невозмутимость, давалось это непросто. В горле пересохло, разбухшее сердце подступило к горлу.

– В баню! – скомандовал охранник, и Абиг толкнул плечом дверь в санитарный блок, куда раз в месяц, а то и реже, их выводили мыться, пристегнув наручниками друг к другу по десять человек.

– Стой!

С него сняли наручники.

– Иди!

Из душа текла теплая вода, рядом лежал новенький кусок мыла – целый кусок на одного. Это был хороший знак. Сброшенную на пол одежду прибрал доходяга из обслуги. На лавке ждала новая роба – чистая, и даже выглаженная. Еще один хороший знак. Вот теперь можно было начинать надеяться. Это, конечно, всего лишь кусок мыла и все та же арестантская форма – но его явно готовили к встрече с важной персоной. Очень важной! Как минимум выше начальника тюрьмы!

Он мылся тщательно, не торопясь, смывая грязную воду и намыливаясь снова. Казалось, он хочет смылить весь кусок.

– Заканчивай! – рявкнул стоявший на входе в душевые охранник. У него было вытянутое рябое лицо, и сам он явно не проводил столько времени под душем.

Абиг Бонгани натянул чистую, никем ни разу не надеванную одежду, дал охраннику застегнуть наручники на своих запястьях и в сопровождении мрачного молчаливого конвоя прошел в коридор административного корпуса.

Ожидания подтвердились: его вели к кабинету Амана Кермеса.

– Стой!

Кермес любил роскошь. Мебель в административном корпусе была из самых дорогих пород, ближе к кабинету на полу лежали ковры, в приемной работал кондиционер. Один из охранников вошел с докладом, второй оставался с Абигом. Помощник начальника, сидевший за конторкой в стиле ретро, выполненной из тикового дерева, смерил его любопытным взглядом. Абиг не удержался – решил проверить, в какой форме пребывает после семи лет заключения. Точнее, осталась ли у него харизма, позволяющая одним взглядом управлять людьми…