Но вот он уехал на два дня в Москву… Как только он приехал, я позвала его на Деснинскую скамейку, где мы оба любили сидеть, и разом, сама не знаю как, сказала ему всё. Я чувствовала, что делаю какое-то зло, но поступить иначе я уже не могла. Сама я очень страдала и плакала горючими слезами».

Зная подобные факты, вряд ли можно всерьёз утверждать, будто у Соловьёва были приступы психического расстройства, связанного с галлюцинациями, переходами в изменённое состояние сознания… Впрочем, подобные переходы могли временами происходить в результате употребления спиртных напитков.

Он, безусловно, был весьма оригинален, отличаясь от большинства интеллектуалов умом и характером. Но отличался тем, что приближался к идеалу интеллигента: не был озабочен бытовой суетой, поглощающей и опошляющей душу человека, имея безграничные интеллектуальные и весьма ограниченные материальные потребности. Он беспечно относился к деньгам. Мечтал о нравственном и умственном прогрессе человечества, писал философские трактаты, лирические стихи, публицистические статьи…

«Но эта внутренняя и внешняя духовность, – отмечал А.Ф. Лосев, – удивительным образом совмещалась у него с весёлым нравом, с постоянной шутливостью, с любовью к своим и чужим анекдотам, с шуточными произведениями, занимающими далеко не последнее место в сборнике его стихотворений».

Даже зловещий образ смерти не вызывал у него уныния. Вот его эпитафия самому себе:

У него и в стихах философских, так же как в поэме «Три свидания», глубокомысленные проблемы представлены остроумно:

Одна из его эпиграмм оказалась, увы, пророческой:

И вот ещё одно его грустное и не теряющее актуальности признание:

Впрочем, его звонкий заразительный и несколько тревожный смех в последние годы жизни звучал всё реже. Он утрачивал свои иллюзии о возможности перехода общества к теократическому правлению, к приоритету нравственности и веры во всеобщее единство и Богоматерию. Для него это стало личной трагедией.

Смысл индивидуальной жизни каждого из нас определяется нашим разумом, нашей сознательной или бессознательной волей.

В чём смысл культуры и цивилизации? Владимир Сергеевич видел его в предельно полном проявлении всего лучшего, чем наделил человека таинственный Разум Вселенной, проявления которого мы видим в красоте, гармонии окружающей природы, Божественной Материи.

Однако приверженность к идеализму не отрешила Соловьёва от реальности. Он понимал её конечно же на свой лад. В последней своей книге «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории со включением краткой повести об Антихристе» (1900) он отказывается от идеи прогресса как пути человечества к светлому будущему и предлагает своё сочинение на тему Апокалипсиса Иоанна Богослова о втором пришествии Христа и Страшном суде (после войны Востока и Запада, явления Антихриста и всяческих бедствий).

Он не отказался и там от некоторых ироничных и шутливых пассажей. Но главный и роковой финал человечества, по его мнению, будет вызван религиозной рознью. Философ словно не замечал грозной поступи быстро набирающей мощь технической цивилизации с культом выгоды и богатства, конфликтами не столько религиозными, сколько социальными и политическими.

Владимир Сергеевич Соловьёв был, как прежде говорили, поэтической натурой, и это сказалось на его философских взглядах.

А.Ф. Лосев писал: «Личность Вл. Соловьёва – большая, глубокая, широкая, даже величественная, хотя в то же время до чрезвычайности сложная и запутанная».

Но разнообразие проявлений личности – вполне естественно для нормального духовно свободного человека. Патология психики проявляется в тех случаях, когда личность скукоживается, упрощается до примитива с убогими стандартными потребностями, становится винтиком технической цивилизации.

Суть своего понимания Мира и человека поэт и философ Владимир Соловьёв, не мудрствуя лукаво, высказал в стихах:

Изобретатели имеют дело с техникой, механикой, электроникой – предметами неживыми, создаваемыми человеком. Тут всё надо продумывать чётко, рационально. Казалось бы, люди такого склада ума имеют иммунитет от психических аномалий.

Действительно, совсем немного выдающихся изобретателей, у которых были серьёзные причуды, заставляющие подозревать душевную болезнь. В ХХ веке таким был, пожалуй, только Никола Тесла.

Мы уже упоминали об Архимеде, которого даже страх смерти не мог отвлечь от решения геометрической задачи. У него рациональное мышление, судя по этой истории, было сильнее эмоций (что бывает чрезвычайно редко).

Такое утверждение вроде бы опровергается популярной историей о том, что, погрузившись в ванну, Архимед вдруг понял, что вытеснил объём воды, равный погружённому в неё телу. С криком «Эврика!» он выскочил на улицу, в чём был (а был без ничего).

Но и в этом случае ничего ненормального не произошло. Радость открытия возобладала не над рассудком, а над чувством стыда. К тому же у античных греков было вполне естественное отношение к обнажённому телу, без предрассудков.

Архимед, как известно, был учёным и знаменитым изобретателем. Универсализм был характерен для выдающихся мыслителей до ХIХ века. Они были одновременно учёными, философами, нередко – писателями, художниками, изобретателями.