— Что она сказала?

— Что вы страдали от «выраженной постнатальной депрессии», но хорошо поддавались лечению антидепрессантами. Вот, в сущности, и все. Ах да, еще я выяснила, что же происходило на слушании ex parte. Кажется, вы однажды угрожали жизни своего сына…

— Но это была вспышка обиды и гнева, от запредельной усталости.

— Проблема в том, что вы разговаривали с секретарем мужа, то есть с третьим лицом. А это, в свою очередь, означает, что у них имеются свидетельские показания третьего лица. Другая проблема состоит в том, что они буквально настояли на слушании в субботу вечером, с судьей Томсоном. Этот судья известен тем, что, как правило, принимает сторону отца в случаях, если психическое здоровье женщины не очевидно. И тогда ему уже было представлено это свидетельское показание, как и сведения о вашем длительном пребывании в психиатрическом отделении больницы Св. Мартина. К тому же в тот момент вас не было в стране — этим они, без сомнения, воспользовались, чтобы выставить вас в невыгодном свете, как безответственную…

— Но я же была на похоронах…

— Судья этого не знал. Он знал только, что женщина с клинически подтвержденной депрессией, угрожавшая убить своего ребенка, при первой возможности покинула страну. А они просили о разрешении всего на две недели, так что он, конечно, выдал его без колебаний. Извините. Вернемся к показаниям свидетелей. Что касается патронажной службы… кажется, мисс Сэнджей только что выехала из Ванкувера, где находилась, и отправилась в поездку по Канаде. В Англию она вернется только через четыре месяца.

— Может, с ней возможно связаться по Интернету?

— У вас, случайно, нет адреса?

Я еле сдержала раздражение:

— Нет, но вы могли бы связаться с нашим местным управлением здравоохранения…

— Хорошо, хорошо. Я узнаю, — со скучающим видом перебила она.

— И еще, не могли вы попросить Джинни позвонить мне. Будьте добры. Слушание назначено на следующий вторник, ведь так?

— Правильно. А ближе к делу, в понедельник, мы должны представить в суд показания всех наших свидетелей.

Это означало, что для того, чтобы попробовать связаться с Джейн Сэнджей по электронной почте, оставались лишь выходные… это при условии, если Джейн в эти выходные случится зайти в какое-нибудь интернет-кафе и проверить почту, а главное — если мисс Пепинстер, явно не заинтересованная в успехе дела, вообще потрудится добыть ее адрес.

Всю пятницу я, не отходя от телефона, прождала звонка от Джинни Рикс. Она так и не позвонила — хотя я дважды оставляла для нее сообщения через Труди.

— Извините, но она уже уехала на уик-энд, — пояснила Труди, когда я говорила с ней во второй раз, — Но я знаю, что она с вами свяжется, как только вернется в Лондон в понедельник.

Ну как же, снова уик-энд за городом — без сомнения, с «приятелем», которого, несомненно, зовут Саймон, выпускником какого-нибудь престижного колледжа. Сейчас он, конечно, «занимается кое-чем в Сити» и говорит со своей любимой на одном языке. Одевается он на Джермин-стрит, «повседневную» одежду для уик-эндов приобретает в «Хэккетс», и у него, разумеется, есть живописный коттедж на холмах Сассекс-Дауне, откуда так удобно ездить в Глайндборн на оперный фестиваль, где непременно бывает и Диана Декстер, которая в этом сезоне явится со своим новым приобретением (точнее, двумя)…

Я встала и отправилась на кухню — там, на полке одного из шкафов, мы держали поваренные книги, атлас Лондона и автомобильный атлас Великобритании. Литлингтон находился в семидесяти милях от Лондона — от Патни туда было удобно добираться. Поддавшись неожиданному порыву, я позвонила в телефонную справочную и спросила, имеются ли у них данные о Декстер Д. в Литлингтоне, Восточный Сассекс. Конечно, данные имелись. Я их записала. С полчаса я боролась с искушением позвонить туда по телефону. Потом вернулась к кухонной полке и стала листать Британский телефонный справочник — и обнаружила в разделе, посвященном цифровой телефонии, интересную информацию. Оказывается, чтобы во время звонка ваш номер не был установлен, нужно всего-то набрать цифры 141.

Но мне потребовался еще целый час — и вечерняя доза антидепрессантов, — чтобы набраться храбрости и позвонить. Наконец я все-таки решилась, набрала 141, затем нужный номер, прикрыла трубку рукой и услышала собственное сердце, оно колотилось, как тамтам. На пятом гудке, когда я уже хотела дать отбой, мне ответили:

— Да?

Тони.

Я отключилась и долго сидела в кресле, жалея всей душой, что антидепрессанты исключают прием алкоголя. Глоток водки мне сейчас не помешал бы.

Услышав снова его голос, я ощутила…

Нет, не горе. Это уж вряд ли. С тех пор, как начался весь этот кошмар, я испытывала при мысли о муже исключительно ярость и злобу… особенно когда поняла, что свою интригу он плел уже довольно давно. Я перебирала в памяти события последних месяцев и ломала голову, когда же началась его связь с этой Декстершей. Старалась понять, где они могли познакомиться, что это было — оба потеряли голову от внезапно нахлынувшей любви или она из хищниц, что пожирают мужчин — как раз таких (я-то знала), фантастически слабых и падких на лесть. Я вспоминала все вечера, когда Тони якобы допоздна сидел на работе, его вылазки в Париж, в Гаагу, о том, какую восхитительную свободу они получили, когда я оказалась в психиатрической больнице: долгие недели, когда с него сняли заботу о жене и ребенке и можно было делать что хочешь, с кем хочешь.

Дрянь. Других слов он не заслуживал. Свирепая ярость при мысли о муже странным образом уравновешивала мою безумную тоску по Джеку, уравновешивала то чувство боли и вины, которое в противном случае, наверное, пожрало бы меня, как раковая опухоль.

Нет, звук его голоса в трубке подействовал на меня отрезвляюще, как неожиданная пощечина, он вырвал меня из ступора и вернул к зловещей реальности. До этого звонка где-то в глубине души я, оказывается, продолжала надеяться, что все это чудовищная ошибка, что на самом деле такое не может происходить. Это не было бегство от реальности (ненавижу этот термин) — скорее полная невозможность поверить в абсурд происходящего, усиленная самовнушением, настоятельной потребностью убедить себя в том, что страшный трагический фарс вот-вот закончится и все снова будет по-прежнему.

Теперь же отступать было некуда, неумолимые факты говорили сами за себя: он действительно живет в ее доме, с нашим ребенком. И он действительно запустил всю эту судебную махину с целью лишить меня прав на Джека.

Я провела ужасную, бессонную ночь. В семь утра, позвонив в платный прокат автомобилей, выяснила, что ближайшее отделение находится в Патни, недалеко от станции метро. Они начинали работать в восемь, и я была их первым клиентом. Я заплатила тридцать два фунта за «ниссан» на одни сутки, до восьми утра понедельника.

— Вы принимаете оплату наличными? — спросила я.

Служащий насторожился, но, переговорив со своим старшим, ответил, что они могут принять наличные, но должны взять данные о моей кредитке — просто на случай, если потребуется дополнительная оплата. Я протянула ему свою пустую карточку «Виза» Банка Америки, надеясь, что буду уже далеко, когда они догадаются проверить ее состояние.