Сначала я пару раз едва не навернулся, а затем мой свитер зацепился за торчащий гвоздик – я уж думал, что отброшу коньки прямо там, высунувшись из окна. Пожалуй, выглядел я как пугало, застрявшее на втором этаже; мной можно было стращать ворон да прохожих.

Очутившись под окном, я замер, пытаясь расслышать чужой разговор и надеясь, что потерял не так много бесценного времени. Вдруг я, пока боролся с гравитацией и открывал в себе навыки скалолазания, пропустил всё самое важное? Окно в столовой было приоткрыто. Брат любил холод, всегда проветривал свою комнату, но при этом не простужался. Уверен, он и в этот раз открыл окно в спальне.

Гедеон спорил с Люмьером о домашнем задании. Я слышал лишь обрывки долетающих до меня фраз. Что-то пытался вставить Оскар, но Гедеон пресекал его жалкие попытки влиться в беседу.

«Бесполезно», – пронеслось в моей голове. До меня доходило только процентов сорок от их разговора. Меня раздражал тот факт, что все усилия пошли коту под хвост. Я просидел ещё двадцать минут, замерзая, пытаясь услышать хоть что-то, но окончательно запутался в теме беседы. Они обсуждали то академию, то домашнее задание, пару раз я услышал имя «Николас», а затем доносился только какой-то бубнеж. Они то взрывались в споре, повышая голоса, то снова переходили на шёпот, как мне казалось, а то и вовсе замолкали. В такие минуты я думал о том, не уличили ли они меня в шпионаже. И понял, что пора закругляться, когда в носу стало сыро. Не хватало ещё заболеть.

Я собирался вернуться как можно скорее и залезть под горячий душ, как вдруг входная дверь отворилась, и на улице показался Оскар. Я юркнул под небольшой куст, уж точно не походивший на качественное прикрытие. Оскар топтался на месте, было видно, что он очень не хочет покидать дом. Гедеон стоял на пороге со скрещенными на груди руками; я не видел его лица, но моё воображение рисовало холодный взгляд, нахмуренные брови, поджатые губы. Неприступная крепость, не иначе.

– Иди домой, Оскар.

– Люмьеру ты позволяешь остаться…

– Собрался с нами заниматься арабским? Мы с тобой в разных группах.

– Но… Можно с тобой поговорить завтра? Наедине?

– Не о чем говорить.

– Я уже тысячу раз извинился за Готье. Ты должен меня простить.

– Дело не только в этом.

– Ты бы мог мне хотя бы объяснить, что я сделал не так. Это нечестно – держать меня в неведении.

Гедеон выдохнул, словно этот разговор происходил не в первый раз.

– Доброй ночи, Оскар, – холодно произнёс брат и закрыл дверь.

На секунду мне даже стало жаль Вотермила. Он выглядел таким поникшим и потерянным, что даже его внушительный рост уже не производил былого впечатления. Он ещё немного постоял, тяжело выдохнул и направился к припаркованной машине.

Возвращение в комнату оказалось легче, чем я думал. Я примерно представлял, куда поставить ногу, за что зацепиться рукой, поэтому за пять минут взобрался к себе на этаж и осознал, как просто можно проникнуть в дом. Что, если… Что, если маму правда заразил переносчик в нашем доме?

Я запретил себе сейчас об этом думать. Скинув свитер и брюки, я первым делом встал под душ. Раны на груди заболели при соприкосновении с водой; весь процесс порядком затянулся, мне приходилось то и дело с осторожностью управлять горячей струёй.

Сидя на кровати с полотенцем на голове, я решил спуститься вниз и перекусить. Возможно, брат с Люмьером ещё в столовой, и я смогу подслушать их. Спускаясь по лестнице, я ожидал услышать чужие голоса, но было тихо. К моему удивлению, их не оказалось на месте. Я прихватил с кухни пирожное и, жуя, раздумывал о том, что они могли затеять. На столе осталась пустая бутылка и три бокала. Вдруг Гедеон ушёл в кладовую за новой бутылкой, и Люмьер отправился с ним за компанию? Услышав шаги, я не придумал ничего умнее, кроме как спрятаться под столом, скрываясь за длинной праздничной скатертью. Видно, что Сильвия планировала накрыть на стол к приходу гостей. Эта выходка показалась мне просто идиотской. Я был уверен, что меня сейчас заметят и в лучшем случае покрутят у виска, мол, ну совсем Готье отбитый, а в худшем… Гедеон мог накричать на меня, а Люмьер – поднять на смех.

– …Уверяю тебя, ты не прав по поводу арабской весны. Запад тут ни при чём. Ты же знаешь, экономический рост замедлился, диктаторство и клановость сильно на это повлияли, так ещё безработная молодёжь… – раздался сверху голос Люмьера; я увидел его приближающиеся ноги и отполз к центру стола.

– Опять решил со мной поспорить? Так же, как с индо-пакистанским конфликтом? – Гедеон подошёл ближе, обошёл стол и уселся на своё место. Нога на ногу в полуметре от меня. Я чуть не выронил пирожное.

– Здесь согласен, ты был прав. Но арабская весна…

– Ты собираешься сесть за перевод текста или хочешь опять потратить время на дискуссии? Нам бы ещё палестино-израильский конфликт обсудить, чтобы мы точно поругались.

– Этот перевод меня убивает. Почему мистер Усман задаёт такие скучные статьи?

– Чтобы тебя позлить.

Они засели за перевод, но большую часть выполнял Гедеон. Люмьер отвлекал его вопросами личного характера, да и в целом ему больше хотелось поговорить, чем тратить время на выполнение домашнего задания. Я так расстроился, что не взял с собой телефон, что прилёг на полу и чуть было не заснул, когда Люмьер задал очередной вопрос.

– Почему Готье при тебе аж дышать боится?

– Вымуштровал.

– Себя или его? Помнится, ты таким не был. – Люмьер опёрся на спинку стула и широко расставил ноги. Я отодвинулся от него, боясь, как бы он меня не задел. Будет сложно объяснить, почему я сижу под столом во время их разговора. Гедеон с меня шкуру сдерёт.

– Нам было по пять лет, за это время много чего изменилось, – пробубнил брат.

Он зачитал вслух текст на арабском. Я ни слова не понимал. Арабский казался мне пугающим языком. Я еле справлялся с латынью.

– Я помню, что ты однажды расплакался, когда я нечаянно сел на божью коровку.

– Я такого не помню. По-моему, ты выдумываешь. – Гедеон продолжил громче читать текст.

– «Люмьееер, ты сееел на бооожью коровку… ты убииил её», – жалобно произнёс Уолдин и рассмеялся.

– Сейчас ты вылетишь следом за Оскаром. Будешь дома сам переводить текст.

– Да что он в тебя вцепился, как клещ? В глаза твои прекрасные влюбился? – Люмьер положил ногу на ногу. Он вообще не мог усидеть на месте. Энергия из него так и била ключом. Я боялся, что с таким успехом он из чистого любопытства может задрать скатерть и поймать меня на месте преступления.

– Это ты меня сейчас виртуозно унизил или комплиментом одарил? – Гедеон отодвинул стул.

– Тебе решать. А ты с темы не соскакивай. Что у тебя с ним? – Люмьер придвинулся ближе, словно полицейский на допросе.

– Да ничего. Сейчас абсолютно ничего.