Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тут и ванная есть, – говорю я, когда она проходит мимо меня. – Я сейчас остальные вещи принесу.
Она кивает, и я смотрю, как она идет в ванную и закрывает за собой дверь. У меня такое ощущение, что она ни слова не слышала.
Кажется, мне самому с этим не справиться. Если у Ниель случится какой-нибудь нервно-психический срыв, похуже нынешнего, я вряд ли сумею ей помочь. Надо позвонить маме… или лучше Рей. Пусть она сама маме все объяснит.
Я хожу вдоль дома в поисках местечка, откуда можно позвонить. Но сигнала нет, на экране постоянно высвечивается надпись «Нет сети». Вот блин!
Хенли бежит за мной к дому, когда я тащу туда оставшиеся вещи, а заодно и два пакета с продуктами, за которыми мы заехали по пути. Не торопясь, раскладываю их по местам, то и дело поглядывая на дверь в дальнем конце коридора.
Нервы у меня натянуты до предела, и я изо всех сил стараюсь держать себя в руках. Все-таки не хочется так надолго оставлять Ниель одну.
Запираю дверь, выключаю свет и медленно поднимаюсь по лестнице. Задерживаюсь у двери, чтобы собраться с духом. Кое-что я все-таки смогу: выслушать ее, обнять, дать выкричаться в подушку. Может, именно это ей сейчас и нужно. Я берусь за ручку, готовясь к буре женских эмоций. Но вот чего я никак не ожидал, так это увидеть, что Ниель… заснула.
Я убираю ей волосы с лица и смотрю, как она спит, сложив руки на подушке. Вид у Ниель такой безмятежный, словно бы никаких забот и тревог нет и в помине. Эх, вот бы это и правда было так!
Склонившись над ней, провожу ладонью по щеке. Невольно думаю о том, что будет, когда она утром откроет глаза. Мой взгляд падает на ее руку. Все ребро ладони, от костяшки пальца до запястья, испещрено тонкими белыми черточками.
– Что же с тобой случилось, Ниель?
* * *
Звук разбитого стекла ни с чем не спутаешь. Даже пьяный, я отлично понимаю, что это. Да еще соседи разговаривают так громко.
– А может быть, я больше не хочу быть твоей примерной девочкой! – В голосе Николь столько злости, и он вырывается как будто с усилием, словно ей физически больно говорить.
– Николь, прекрати! – гремит в доме бас мистера Бентли. – Что ты делаешь?
– А что не так? – раздается в ответ. – Я не такая красивая, как тебе надо? Не такая умная? Не такая идеальная?
Ноги сами несут меня к дому, но при этом они тяжелые, как из цемента. Я спотыкаюсь на безупречно подстриженном соседском газоне.
– Николь, у тебя же кровь идет, уже весь пол в крови! – кричит миссис Бентли.
– Позвони доктору Ксавьеру, – распоряжается мистер Бентли. – Скажи ему, пусть зайдет с черного хода. И убери здесь.
– Я тебя разочаровала, папочка?! – кричит Николь так, что у меня холодок по спине пробегает.
Внезапно мистер Бентли выскакивает из дверей. Вены у него на лбу вздуваются. Он бежит к машине. Но тут видит меня и останавливается:
– Кэл? Ты же Кэл, верно?
Я киваю, изо всех сил стараясь выглядеть по возможности трезвым. И вежливо интересуюсь:
– С Николь что-то случилось, мистер Бентли? Может, нужна моя помощь?
– Э-э-э… – Он откашливается. – Нет, с ней все в полном порядке. Просто устала немного после выпускного, только и всего. Ничего страшного, мы сами все уладим. Спасибо за заботу.
– Не за что, – бормочу я и разворачиваюсь, чтобы уйти.
Выйдя на тротуар, оглядываюсь через плечо – отец Николь все еще стоит возле своей машины и смотрит мне вслед.
– Николас! – зовет мужа миссис Бентли.
Я ухожу и издали слышу, как в темноте истерически рыдает Николь.
* * *
Открыв глаза, я переворачиваюсь на бок, вижу, что на другой половине кровати никого нет, и сажусь, моментально проснувшись. Прислушиваюсь, но не слышу ничего и тогда выбираюсь из кровати. На часах начало третьего. Ну и куда ее понесло среди ночи? В ванной никого нет. Я открываю дверь соседней спальни. В доме темно, хоть глаза выколи.
– Ниель? – окликаю я.
Тишина.
Я включаю свет, брожу туда-сюда, заглядывая во все комнаты подряд, и наконец выхожу во двор. Сердце у меня бешено колотится. Сон (или воспоминание?) неотвязно крутится в голове, и это только усиливает панику.
Я обхожу дом вокруг и останавливаюсь, заметив странную тень на траве. Подойдя ближе, понимаю, что это Ниель и Хенли. Она лежит на спине, волосы разметались вокруг, и смотрит на звезды. Одну руку положила на голову Хенли, который уткнулся ей носом в живот.
– Ниель, что ты делаешь? – спрашиваю я, тщетно пытаясь успокоиться.
Она не отрывает взгляда от звездного неба:
– Стараюсь сделать так, чтобы мне стало лучше.
– Можно, я с тобой полежу? – осторожно спрашиваю я, мне тоже это не помешает.
Ниель кивает. По телу у меня пробегает короткая дрожь, когда я ложусь рядом на прохладную траву. Смотрю на нее, а она неотрывно глядит на небо, словно ждет чего-то. Я вглядываюсь в ее лицо и гадаю, кто же лежит сейчас рядом со мной.
– Никогда не видела столько звезд, – тихо говорит она. – Целое небо возможностей, целое небо боли. Это так трудно совместить. Может быть, уже сами возможности изначально несут в себе боль? – Голос у Ниель невероятно грустный. По ее маске прошли трещины, и то, что она так старалась скрыть, проглядывает наружу. Я даже не знаю, как ей помочь.
– Скажи, что мне сделать? – спрашиваю я. – Я все сделаю. Хоть до смерти готов замерзнуть ради тебя.
Слышится что-то вроде смешка, и я понимаю, что Ниель меня слышит.
– Холодновато, да? А я и не заметила. Извини.
– Ничего, я уже привык. Когда я с тобой, у меня все время руки и ноги отнимаются от холода.
Она берет меня за руку:
– А мне кажется, ты всегда такой теплый.
Я сжимаю ее кисть и подношу к губам.
– Мне обязательно нужно было это почувствовать, – тихо говорит Ниель.
– Что именно?
– Бабочку. – Это слово она произносит шепотом.
– В смысле? Ты и на силосной башне про бабочку загадывала, но я не понимаю, что это значит.
– Когда я держу тебя за руку, то у меня как будто бабочка в груди бьется. И я почему-то сразу начинаю думать, что все будет хорошо.
– Все будет хорошо, вот увидишь. – Мне и самому очень хочется в это верить.
– Я знаю. Прости, – говорит Ниель, радостно смеется и быстро смахивает слезинку, скатившуюся по щеке. – Я не должна быть такой. Ты не должен был это видеть.
– Эй! – Я поворачиваюсь на бок и трогаю Ниель пальцем за подбородок, чтобы она посмотрела на меня. – Ты всегда можешь быть при мне такой, какая есть. Что бы ни случилось.