Вскоре наши герои прибыли на Кубу. Старинная Гавана с колониальной архитектурой и роскошной набережной Малекон, омытая сверкающими водами Карибского моря, предлагала своим гостям неисчислимые удовольствия, которым путешественники не могли отдать должное: Диего — потому что был в отчаянии, Нурия — в силу возраста, а Исабель — потому что ее никуда не пускали. Диего и дуэнья не позволили девушке ни посетить казино, ни пройтись в карнавальной процессии под аккомпанемент веселых уличных музыкантов. Богатые и бедные, негры и белые сидели в тавернах, без устали пили ром и танцевали от зари до зари. Если бы ей только позволили, Исабель немедленно выбросила бы из головы испанские представления о приличиях, которые не слишком пригодились ей в последнее время, и всей душой отдалась бы безудержному карибскому веселью. От хозяина отеля друзья узнали новости о Сантьяго де Леоне. Капитан с уцелевшими матросами добрался до Кубы и, едва оправившись от испуга и унижения, отбыл в Англию. Он собирался немного подзаработать, купить домик в деревне и в свое удовольствие рисовать фантастические карты для коллекционеров диковинок.

Друзья провели в Гаване несколько дней, которые Диего посвятил подбору нового гардероба для Зорро, который он решил скопировать у Лафита. Взглянув на себя в зеркало, молодой человек был вынужден в который раз признать, что его соперник обладал безупречным вкусом. Юноша оглядел себя в фас и в профиль, принял величавую позу, положив руку на эфес шпаги, горделиво приподнял подбородок и обнажил великолепные зубы в довольной улыбке. Пожалуй, выглядел он просто замечательно. Диего впервые в жизни пожалел, что не может одеваться так все время. «В конце концов, нельзя получить все», — вздохнул юноша. Оставалось только спрятать чудовищные уши, надеть маску и приклеить тонкие усики, вводящие в заблуждение врагов, чтобы Зорро мог появиться там, где требовалась его шпага. «Кстати, красавчик, тебе не помешала бы еще одна шпага», — сказал Диего своему отражению. Он ни за что не расстался бы с верной Хустиной, но одного клинка было недостаточно. Отправив покупки в гостиницу, молодой человек двинулся на поиски клинка, который хотя бы отчасти мог сравниться с подарком Пелайо. Вскоре он нашел то, что искал, а заодно купил два морискских ножа, узких и гибких, но острых, словно бритва. Выигранные в Новом Орлеане деньги утекали, словно вода сквозь пальцы, и несколько дней спустя, когда друзья поднялись на борт судна, отплывающего в Портобело, юноша был так же беден, как после нападения корсаров Лафита.

В отличие от Диего, которому уже приходилось пересекать Панамский перешеек, Исабель и Нурия получили массу новых впечатлений: прежде они никогда не видели ядовитых жаб, не говоря уж о голых индейцах. Потрясенная Нурия поспешно опустила взор в глубины реки Чагрес: сбывались ее худшие опасения относительно дикости американских индейцев. Исабель смогла наконец отыскать ответ на давно волновавший ее вопрос. Много лет она ломала голову над тем, чем мужчины отличаются от женщин. К своему великому разочарованию, девушка не нашла никаких отличий, кроме тех, о которых можно было догадаться по намекам дуэньи. Благодаря молитвам Нурии путешественники добрались до панамского порта, избежав малярии и змеиных укусов. В порту друзья пересели на корабль, который доставил их в Верхнюю Калифорнию.

Судно бросило якорь в маленьком порту Сан-Педро, неподалеку от Лос-Анхелеса, и путешественники в шлюпке добрались до берега. Заставить Нурию спуститься по веревочной лестнице оказалось не так-то просто. Один моряк, отличавшийся решительностью и крепкой мускулатурой, без разрешения подхватил дуэнью за талию и перекинул через плечо, словно мешок сахара. На берегу подплывающей шлюпке махал какой-то индеец. Приглядевшись, Исабель и Диего разразились радостными криками: это был Бернардо.

— Как он узнал, что мы приедем сегодня? — спросила изумленная Нурия.

— Я его предупредил, — отозвался Диего, не пускаясь в дальнейшие объяснения.

Бернардо занял место в порту неделю назад, когда почувствовал, что его брат вернется со дня на день. Мысленное послание Диего было совершенно отчетливым, и Бернардо терпеливо смотрел на море, уверенный, что рано или поздно на горизонте покажется корабль. Он не знал, что его друг приедет не один, но мог предполагать, что у юноши будет немалый багаж, а потому привел с собой лошадей. Бернардо изменился настолько, что Нурия с трудом узнала в широкоплечем туземце скромного слугу, каким он был в Барселоне. Из одежды на Бернардо были только холщовые штаны и ремень из бычьей кожи. Лицо молодого человека потемнело от солнца, длинные волосы были заплетены в косу. За спиной у него висело ружье, а на поясе нож.

— Как мои родители? Как Ночная Молния и ваш малыш? — нетерпеливо расспрашивал Диего.

Бернардо ответил только, что у него плохие новости и что им лучше поскорее отправиться в миссию Сан-Габриэль, где падре Мендоса расскажет обо всем, что произошло. Сам он провел последние месяцы среди других индейцев и не знает всех деталей. Друзья погрузили часть своих вещей на лошадь, остальное закопали в песок и верхом направились к миссии. Диего был поражен, увидев, что пашни, предмет заботы и гордости падре Мендосы, поросли сорняками, половина домов осталась без крыши, а хижины новообращенных пустуют. Процветавшие прежде земли пришли в запустение. Заслышав конский топот, во двор миссии вышли индианки с младенцами за спиной, а вслед за ними появился падре Мендоса. За пять лет миссионер превратился в маленького старичка с редкими седыми волосами, которые уже не закрывали шрам на месте отрубленного уха. Бернардо предупредил миссионера о возвращении брата, и появление Диего де ла Веги не стало для него неожиданностью. Спешившись, юноша крепко обнял старика. Диего, который теперь был на две головы выше священника, показалось, что в руках у него мешок с костями; юноша почувствовал укол тревоги при мысли о том, как стремительно летит время.

— Это Исабель, дочь дона Томаса де Ромеу, да упокоит Господь его душу, и сеньора Нурия, ее дуэнья, — представил Диего своих спутниц.

— Добро пожаловать в миссию, дочери мои. Путешествие, наверное, было не из легких. Вы можете отдохнуть и помыться, а нам с Диего нужно поговорить. Мы позовем вас, когда придет время ужина, — сказал падре Мендоса.

Новости были куда хуже, чем Диего мог предположить. Его родители вот уже пять лет не жили вместе; как только юноша отплыл в Барселону, Рехина, в чем была, ушла из дома. Она вернулась в племя Белой Совы, не показывалась ни в миссии, ни в селении и снова превратилась из цивилизованной испанской дамы в дикую туземку. Бернардо, принадлежавший к тому же племени, подтвердил слова священника. Мать Диего вновь звалась индейским именем Тойпурния и готовилась стать шаманкой и целительницей вместо Белой Совы. Слава о двух колдуньях распространилась далеко за пределы сьерры, даже индейцы из других племен приходили к ним за помощью. Алехандро де ла Вега запретил произносить имя жены в своем доме, но так и не смог смириться с ее отсутствием и даже постарел от тоски. Чтобы не вызывать сплетен в белой общине колонии, он ушел с поста алькальда и целиком посвятил себя гасиенде и торговле, стремясь приумножить свое состояние. Однако все пошло прахом, после того как несколько месяцев назад, как раз когда Диего путешествовал с цыганами, в Калифорнию прибыл уполномоченный короля Фердинанда VII Рафаэль Монкада с официальной миссией сообщать монарху о состоянии дел в колонии. Диего предположил, что Монкада сумел получить этот пост благодаря ходатайству Эулалии де Кальис и что единственной причиной, по которой этот человек мог покинуть двор, было стремление разыскать Хулиану. Он так и сказал падре Мендосе.