Лучше бы о себе подумал, баран.

Я был единственным, кого купили эти первые, самые придирчивые покупатели, и последним в партии из восьми рабов, которых они отправляли на острова. Маленькая двадцативесельная галера (кстати, целиком деревянная — умеют, когда хотят) вышла в море ранним утром. Воровская сущность оставила меня, когда побережье материка превратилось в ниточку на горизонте, причина была банальна: сухопутный вор не переносил качки. Тень Магистра ушел внутрь, вовне или как там происходит наш странный обмен, а я остался страдать.

«Дурак ты. Все же получилось!»

Да, получилось — мы на пути к цели. Правда, без Ракша, а я на него очень рассчитывал. Видать, не судьба. По-уму, надо хотя бы прикинуть местную географию. Сколько островов в архипелаге, как они сообщаются? Увы, купленные вместе со мной рабы ничего не знали, а выдавать свое знание местного языка я не рисковал. Оставалось слушать.

Боцман воевал с коком, запрещая тому урезать наш рацион.

— Крабья отрыжка! Это же собственность Храма!!! Если хоть один сдохнет, мы сами на галеры пойдем!

О повышенной заботе свидетельствовал визиты корабельного лекаря, проверявшего состояние живого товара и раздававшего микстуру тем, кто плохо переносил качку. Вот с ним я рискнул поговорить, нудным голосом уговаривая доброго господина «открыть тайну».

— Не дергайся, — хмыкал лекарь, неплохо знавший континентальный диалект. — Тебя ждет не работа — сплошное удовольствие.

— Как это? — позволил себе усомниться я.

— А так! — веселился островитянин. — Владыкам нужны здоровые, сильные слуги. Вот ты их и будешь делать! Ни на что больше не отвлекаясь.

Я на секунду представил такую жизнь и принялся сосредоточенно завинчивать повизгивающего от восторга вора. Тень Магистра был обеими руками за.

А если там сплошные уродки?

«Лицо полотенцем прикроешь — всего делов!»

Я им что, конь?

«Да хоть лось!»

Лекарь оценил выражение моего лица и заржал.

— Не дрейфь! Может, тебя Высокие Дома себе заберут. В старых семьях без чистой крови дети вообще не рождаются.

Я представил себе леди с внешностью приснопамятного Агихара и чуть в обморок не хлопнулся.

Всех невольных пассажиров поселили в носовой надстройке (не очень удобное место — шумно и где-то поблизости периодически гадят) и особо не стерегли (а куда отсюда убежишь?). Рабы, которым достались гамаки, большую часть дня дрыхли, а я напряженно следил за происходящим сквозь все доступные щелки и слушал, слушал, слушал.

Для обычного человека это было бы совершенно бессмысленным времяпрепровождением, но Тень умел вычленить из шума волн звуки, издаваемые любым из присутствующих на борту живых существ, от трюмной крысы до капитана. Кто бы знал, как странно воспринимаются со стороны обычные человеческие разговоры! Все эти непонятные препирательства о шкотах, шканцах и тангаже, мечты о девках и чаче, двусмысленные шуточки с упоминанием десятков прозвищ и имен (часть из которых, определенно, принадлежала одним и тем же людям). Все слова были мне известны, но они друг друга понимали, а я их — нет. Интереснее всего, как ни странно, оказались разговоры гребцов: рабы наслаждались бездействием и чесали языками, не переставая. Все невольники оказались урожденными островитянами — капитан не желал доверять весла слабоумным шудрам. Причина для отдыха у них была уважительная — воля стихий.

— Если ветер удержится, работать придется только в порту, — на ломаном шонском объяснял человек, которого я знал только по голосу — хрипловатому баритону.

— Хороший рейс, — соглашался его товарищ помоложе. — Без покойников.

— Пасть захлопни, за борт сплюнь, — потребовал баритон, намекая на обладателя тяжелого, сиплого дыхания, расположившегося в дальней части палубы. Туда пару раз приходил лекарь, но что конкретно случилось с умирающим рабом, я так и не узнал — на третий день его не стало.

Оказалось, что работа гребца не так уж проста и на первом месте у рабов стоит забота о собственном здоровье. Хриплый баритон поучал молодого спутника, как беречься от солнца, завязывая тряпки на голове (жарко, а ты не снимай!), советовал во что бы то ни стало разжиться накидкой (холод с запада нанесет, промокнешь и — все!), вспоминал свою жизнь на море, коварство скал и то, как отчаянно гребли два дня все, включая кока, когда сильный ветер поволок галеру в открытый океан.

— Там, за островом Трех Башен, — со зловещей торжественностью объяснял он. — Волны выше мачты раза в два. Галеру ломают как тростник!

Забавно, я-то уже решил, что все арконийские проблемы — отсюда родом. Стало быть, островитяне не могут попасть в Арконат?

Потом встречным курсом прошел какой-то корабль (увы, в мой сектор обзора не попавший), и гребцы разразились дискуссией, где лучше — на торговой галере или на военной.

— Ну да, кормят, конечно, — скептически хмыкал баритон (видимо, этот раб был у остальных в авторитете). — А потом придет приказ догнать кого-то, и через сутки половина гребцов — за борт.

Из праздной болтовни, присказок и оговорок в моей голове складывался образ архипелага из нескольких скалистых островов и коралловых атоллов, зажатых между холодными от глубинных течений водами океана и внутренним морем, опресненным стоками Ранги. Встреча потоков разной температуры и плотности, вечное солнце, резкий перепад глубин, все это порождало массу удивительных явлений, делающих жизнь островитян очень насыщенной, хотя и не долгой. Мертвых, без лишних церемоний, отдавали на попечение хищных рыб, из-за которых вода здесь была опасней, чем в Арконате. Не знаю, как обосновывала это религия, но, на мой взгляд, равнодушие к смерти являлось следствием безразличия к жизни, к которой относились, как к докучливой обязанности. Любопытная мелочь: пресловутые Вечные владыки, смотрители и посвященные оказались служителями того самого Храма, о котором при мне упоминали уже несколько раз. Узнать что-то подробнее не удавалось — никто не собирался цитировать географический атлас или пускаться в философский диспут ради удовлетворения моего любопытства.

Плавание заняло две недели, причем, из них вдали от суши было проведено максимум три дня. Все остальное время галера короткими дневными переходами пробиралась от одного острова до другого, ночуя в безопасных бухтах. Холодный западный ветер стих и над морем сгустилась жара, в закрытом помещении казавшаяся совершенно невыносимой. Боцман сжалился и держал дверь в носовую надстройку закрытой «на веревочку» (иначе я, например, просто вытек бы сквозь щели в полу). При этом рабам на веслах приходилось еще и грести. В общем, когда галера вошла в порт, все вздохнули с облегчением.

Осовевшие от жары и безделья пассажиры нехотя ворочались в гамаках, а я торчал у полуприкрытой двери, стараясь не упустить ни одной мелочи (кто знает, что потом пригодится?). Первый увиденный мной островной город впечатлял: кварталы