– Похоже, это скорее вопрос точности, чем медлительности.

– Скорость меня тоже не вдохновляла. Когда компания пытается провести исследование, ей нужно придумать тезис для исследования, нанять стороннюю компанию для составления перечня вопросов, что занимало недели, прежде чем вопросы попадут в компанию, которая занималась опросами. К тому времени, как вы завершите опрос, вы еще в течение шести или семи недель будете пытаться анализировать полученные результаты. Я знал, что это неэффективно. Когда я снова начал торговать, я вернулся к своей первоначальной методологии инвестирования, основанной на том, что я наблюдал. В то время я не знал, везло ли мне просто или же я действительно что-то понял. Но в течение нескольких лет почти каждая сделка была прибыльной.

– Можете ли вы привести мне пример некоторых из этих сделок?

– Это были вещи, в некотором роде описанные Питером Линчем. Некоторыми примерами могут быть рестораны Cheesecake Factory или P. F. Chang’s. Торгуя на Уолл-стрит, вы не получите информацию о Cheesecake Factory или P. F. Chang’s из первых уст. Вы можете прочитать об этом, но не поймете, чем были эти сети ресторанов для представителей среднего класса Америки. Одним из главных моих преимуществ было то, что, живя в Техасе, я мог воочию видеть, какие феноменальные инвестиции это были. Они изменили правила игры. Вам впервые приходилось ждать среди недели по несколько часов, чтобы попасть к ним. Это все были люди, которые никогда не ели китайской еды.

– И они так и не попробовали ее до сих пор. Было ли все дело в том, чтобы увидеть длинные очереди в этих ресторанах?

– Дело было не столько в осознании того, что Уолл-стрит закрывает глаза на определенные вещи из-за географического предубеждения. Иногда люди говорят: «Готов поспорить, ваша методология хорошо работает в небольших компаниях, но никогда не будет работать в крупных». Это неправда. Я торговал на акциях Apple, когда вышел первый iPhone, из-за предубеждения, о существовании которого мало кто догадывался.

Изначально iPhone был выпущен только для компании AT&T. В то время сеть AT&T на Манхэттене была заведомо никуда не годной. Никто не говорил об этом факте, но это была основная причина, по которой iPhone в первый год после своего выхода на рынок столь медленно проникал в финансовое сообщество, в отличие от остального мира. К тому же вся финансовая индустрия была привязана к BlackBerry, линии, которая была им нужна для корпоративных коммуникаций. Я рано заметил эти предубеждения. У меня были друзья в Нью-Йорке, и первое, что они сказали об iPhone, было: «Мы не можем использовать здесь iPhone, потому что он продается для компании AT&T».

Никогда не забуду первый день выхода iPhone на рынок. Я точно помню, что я был на вечеринке, когда первый человек показал мне его. И я увидел реакцию 25 человек. Я сразу же понял, что у этого девайса большое будущее, хоть я не был сотрудником Apple и даже не имел ни одного их продукта.

Я был шокирован тем, насколько хорошо у меня все получилось в тот первый год после возврата в трейдинг, и, честно говоря, я не знал, было ли это просто удачей. В то время я подписался на Covestor, службу по отслеживанию портфелей. Некоторое время я был в Covestor лучшим трейдером из примерно 30 000. Именно тогда я осознал, что действительно кое-что понял. Я никогда не забуду, как сказал своему другу на работе: «В какой-то момент я буду зарабатывать на своем брокерском счете больше денег, чем на этой работе». При моей максимальной зарплате я зарабатывал чуть больше $200 000 в год, и на счете у меня было всего около $100 000, но рос он довольно быстро. Помню, как я задавался вопросом, смогу ли я увеличить его до миллиона. К тому моменту, как мой счет достиг этой цифры, прошло совсем немного времени. Я помню момент, когда я заработал в трейдинге больше денег, чем на своей работе. В тот день я уволился с работы.

– Вы уволились, чтобы полностью уделить все свое время трейдингу?

– Да, и это было опасно для меня. С тех пор я всячески боролся с этим. Оглядываясь в прошлое, думаю, что большая часть моего успеха, когда я вернулся в трейдинг, была связана с моей способностью не обращать внимания на шум и быть терпеливым. Я не был связан с этой индустрией. Она не была моей работой, и меня не заставляли торговать. Я мог прожить шесть месяцев без единой сделки, и мне не нужно было отчитываться перед кем-либо. Мои самые большие ошибки за эти годы всегда были следствием чрезмерных усилий. Если бы я просто придерживался своих главных принципов, то полагаю, что мой счет был бы в десять раз больше, чем он есть сегодня. Моя методика работает лучше всего, когда я идентифицирую значительную часть скрытой информации, которая позволяет мне быть очень убежденным во время сделки. Но такое случается не очень часто. Очень трудно сказать: «Я буду ждать сделки с высокой убежденностью и ничего не буду делать в течение следующих трех месяцев».

– Не могли бы вы подробнее рассказать о своей методологии выявления таких сделок?

– То, что я делаю, я называю «социальным арбитражем». Слово «социальный» для меня означает то, что это нечто нефинансовое. Моя торговля зависит от способности своевременно выявлять значимую скрытую информацию – информацию, которая либо не признается, либо недооценивается инвесторами. В некотором смысле мое внимание было противоположно тому, что было в годы моих гаражных распродаж. Там я сосредоточивался на товарах, предназначаемых для мужчин, которые были недооценены женщинами-организаторами. Я быстро осознал, что предубеждения на Уолл-стрит дают мне возможность пользоваться информацией, ориентированной либо на женщин, либо на молодежь, либо на сельскую местность. Я не хочу сказать, что моя методология полностью зависит от этих сфер, но в мои предыдущие годы она фокусировалась на этих областях. Я погрузился в моду и поп-культуру – вещи, которые находятся полностью вне поля зрения типичного трейдера с Уолл-стрит или управляющего фондом.

– Как вы обнаруживаете торговые возможности?

– Я бы назвал это переобучением мозга. Вы по-прежнему живете своей обычной жизнью, но наблюдаете за вещами совсем по-другому. Каждый раз, когда я обнаруживал нечто потенциально значимое, я проводил дополнительные исследования. Например, когда сеть ресторанов быстрого питания Wendy’s в 2013 году анонсировала свой чизбургер с беконом на поджаренной булочке из кренделя, я пошел посмотреть на него и проникся этой новинкой. Я поговорил с менеджерами в дюжине разных офисов Wendy’s. Я спрашивал их, сколько лет они работали в Wendy’s и каково их впечатление от этого продукта по сравнению с продуктами предыдущих сезонов. И каждый раз я получал один и тот же ответ: «Мы никогда раньше не видели ничего подобного». Я общался на этот счет и с клиентами.

– Но вы всего лишь изучаете настроения потребителей в Далласе. Откуда вы знаете, что это вообще репрезентативно для происходящего в стране в целом?

– Что удивительно в Далласе, так это то, что он, вероятно, является одним из самых репрезентативных рынков в стране. Чтобы понять это, я посещал онлайн-чаты, где люди говорят о фастфуде. Я знаю, это звучит безумно, но такие сайты существуют. Это была отличная сделка, которую полностью упустила Уолл-стрит. В каждой сети быстрого питания есть сезонные продукты, которые они представляют, как правило, весной. Обычно эти продукты приходят и уходят, и в этом нет ничего страшного. Этот же продукт оказался настолько великим, что оказал значительное воздействие на деятельность компании в целом. Поскольку влияния такого масштаба ранее не отмечалось, его не заметили люди, следовавшие за акциями фирмы.