– Ее нет дома, – успокаиваю я его и подхватываю под мышки, чтобы усадить.

Отец кажется дезориентированным. Честно, у меня такое ощущение, что он не понимает, где находится, не понимает, кто я такой.

– Она ушла за продуктами? – еле шевеля языком, спрашивает он.

– Да, – вру я. – Ее не будет дома еще несколько часов. Куча времени, чтобы привести тебя в порядок, да?

Папу шатает из стороны в сторону, а мне еще пока не удалось его поднять на ноги. От вони рвоты, спиртного и мочи у меня щиплет глаза. А может, их щиплет совсем по другой причине. Может, я вот-вот разрыдаюсь, потому что мне предстоит взвалить своего отца на плечо и помочь ему принять душ. Потому что мне предстоит раздеть его, словно он чертов ребенок, и уложить спать. Может, поэтому у меня так щиплет глаза.

– Не рассказывай ей об этом, Джеф. Она будет злиться на меня. Не хочу, чтобы она злилась. Не хочу разбудить Джонни… – Он начинает бормотать что-то бессвязное.

Мне становится тяжело дышать, когда я поднимаю на руки воняющую, всхлипывающую бесформенную массу, которой является мой отец, и несу его в ванную в конце коридора. В голове крутится только одна мысль.

Мой брат святой.

Мой брат чертов святой.

Он делает это изо дня в день с тех самых пор, как я уехал в Брайар. Он вытирает блевотину моего отца, управляет мастерской, разгребает все дерьмо и не жалуется.

Боже, да что со мной? К черту НХЛ. Джеф заслуживает того, чтобы немного отдохнуть. Попутешествовать со своей девушкой и пожить нормальной жизнью, в которой ему не придется раздевать собственного отца и мыть его в душе.

На меня опускается тяжелая реальность, и легкие горят. Господи Иисусе. Это мое будущее. Меньше чем через год это станет моей обязанностью.

У меня никогда раньше не случалось панических атак. Я не знаю, что это такое. Неровное биение сердца – это уже симптом? Трясущиеся ладони, покрытые холодным потом? Воздух, который не выходит из легких? Потому что сейчас все это происходит со мной и до смерти меня пугает.

– Джонни? – Папа моргает, когда на его голову начинает литься горячая вода и его темные волосы прилипают ко лбу. – Что ты тут делаешь? – Он, пошатываясь, стоит в отделанной плиткой душевой, его взгляд мечется в разные стороны. – Дай-ка я налью тебе пива. Выпей со своим стариком.

Еще чуть-чуть – и меня вырвет.

Да, похоже, у меня все-таки случилась паническая атака.

* * *

Я опоздал к Грейс на три часа.

Мой телефон разрядился еще в Мансене, а я не помню наизусть ее номер, сохраненный в моем мобильнике, так что даже не могу позвонить ей с обычного, чтобы предупредить, что опаздываю.

Паника отступила. Каким-то чудесным образом. Или я просто перестал что-либо чувствовать. Мне нужно как можно скорее увидеть свою девушку – это единственное, в чем я уверен. Мне нужно обнять ее, отогреться в тепле ее тела, потому что сейчас я словно глыба льда.

Когда я останавливаю машину на подъездной дорожке у дома ее отца, свет на крыльце горит, но этот желтый огонек лишь усиливает мое чувство вины. Уже больше десяти вечера. Я чертовски сильно опоздал, так что ей пришлось ждать несколько часов.

«Вот и потренируйся, – ядовито объявляет циничный голос в моей голове. – В следующем году так будет всегда».

Мне становится трудно дышать. Боже. Это действительно так. И сколько раз такое еще случится, когда я окончательно переберусь в Мансен? Сколько раз мне придется опаздать или отменить свои планы?

Сколько раз, пока она не бросит меня?

Отбросив свои страхи, я звоню в дверной звонок. Двери открывает отец Грейс, губы его недовольно поджаты.

– Здравствуйте. – Мой хриплый голос переполнен сожалением. – Простите, что не успел на ужин, сэр. Я бы позвонил, но только мой телефон разрядился, и я… – Нет. Ни за что на свете я не расскажу ему о том, что мне сегодня пришлось пережить. – Короче говоря, я приехал отвезти Грейс.

– Она уже уехала, – сочувственно произносит мистер Айверс. – Их отвезла мама Рамоны.

Меня охватывает чувство досады:

– О.

– Грейс ждала тебя сколько могла… – Он снова хмурится, на этот раз осуждающе. – Но ей нужно было вернуться, чтобы позаниматься.

От стыда мне тяжело говорить. Конечно она ждала. Конечно она уехала.

– А… ну ладно, – я сглатываю ком в горле. – Тогда я поехал.

Но мистер Айверс тут же спрашивает:

– Что случилось, Джон?

Боль в груди становится нестерпимой.

– Ничего. Ничего, сэр. Я, э-э-э… семейные дела.

В его глазах застывает беспокойство:

– Но все нормально?

Я киваю.

Потом мотаю головой.

Киваю снова.

Господи, да определись уже, мать твою.

– Да, все нормально, – вру я.

– Нет, это не так. Ты белый, как простыня. И выглядишь измотанным. – Тон его голоса становится мягким. – Расскажи мне, что стряслось, сынок. Может, я смогу помочь.

Мое лицо подводит меня. Вот дерьмо! Блин, и зачем ему было говорить мне «сынок»? Глаза невыносимо жжет. Горло перехватило.

Мне нужно убираться отсюда.

– Почему бы тебе не войти в дом? – настаивает мистер Айверс. – Мы посидим. Я сделаю кофе. – На его губах появляется слабая улыбка. – Я бы предложил тебе что-нибудь покрепче, но закон запрещает употреблять спиртное в твоем возрасте, и у меня есть строгое правило не наливать алкоголь…

Я теряю контроль над собой.

Теряю контроль над собой, черт подери.

Да, начинаю реветь как младенец, прямо перед отцом Грейс.

Он застывает.

Но тут же бросается вперед и обнимает меня. Крепкие объятия дарят утешение, от которого я не могу отказаться. Мне стыдно, но я больше не в силах сдерживать слезы. Я сдерживал их в Мансене, но паника вернулась, а с ней и страх. А потом отец Грейс назвал меня «сынок», и, черт, я сорвался.

Я жалкое убожество.

Закончив писать проверочную работу по психопатологии, я на такой скорости вылетаю из лекционного зала, словно пытаюсь убежать от лесного пожара.

Мой отец не из тех, кто принимает все близко к сердцу и наслаждается мелодрамами. Он чрезвычайно уравновешенный человек и до раздражения прямолинейный. Но у него есть одна черта, которая приводит меня в бешенство, – преуменьшать значение катастрофы, когда она случается. Так что когда он позвонил мне этим утром и будничным голосом сообщил, что сегодня мне неплохо бы проведать своего парня, я тут же поняла, что случилось что-то серьезное.