Теперь в моей библиотеке есть две прекрасные книги.

Даже если я больше не стремлюсь так яростно ему принадлежать, мне по-прежнему необходимо с ним разговаривать. А эти разговоры снова вызывают у меня желание влюбиться.

Если хорошенько подумать, может так оказаться, что Месье тоже любит меня и наша связь похожа на пьесу Расина, где все разлучает любовников. Но в данном конкретном случае центральный сюжет от этого не стал красивее: отели по вторникам сменил его черный автомобиль, и теперь мы видимся не больше четверти часа в паркинге или в ряду припаркованных машин, а Месье даже не снимает своих солнечных очков. Я продолжаю упорно надевать чулки с подвязками, чтобы он их видел. Я ввела в наше общение саркастические нотки, он их не понимает, обижается из-за пустяков, настаивает на темах, от обсуждения которых я уклоняюсь. Наперекор всякой логике он отказывается признавать, что любовники не могут находиться вдалеке друг от друга больше одного дня, — поэтому мы что-то другое. И это другое — необязательно веселое, но заманчивое, и вот все, что я знаю.

Мне кажется, я нашла хорошую аллегорию — и забудьте все глупости, которые я могла написать раньше: наша история похожа на мультик, чересчур затянутый, где потрепанная мышь вяло вертит задом перед крупным, чрезмерно упитанным котом. Они обречены продолжать, потому что жизнь станет слишком странной без этой бесконечной гонки.

Март

Месье медленно проник пальцем в мой анус, и, словно забившийся в норку зверек, которого донимают, я отчаянно сжалась вокруг него, с такой поспешностью, за которую мне тут же стало стыдно.

— Да, милая, — убаюкивал меня Месье почти растроганным голосом, пока я все более откровенно терлась об шершавые простыни (умопомрачительное сочетание, от чего хотелось кричать). — Да, моя девочка.

Мысль о том, что он может видеть, до какой степени я набухла, не в силах сдерживать переполняющий меня поток, показавшийся под ягодицами, вызывала во мне конвульсивную дрожь. Неизбежен тот момент, когда это липкое возбуждение станет нестерпимым.

— Твоя маленькая киска, — произнес Месье своим низким спокойным голосом. — Какая же она красивая, твоя киска. И мокрая, именно так, как я люблю.

— О, я хочу твои пальцы, — промурлыкала я вместо ответа млеющим голосом порноактрисы, вздрагивая от гордости.

Но рука, опускавшаяся, чтобы выполнить мою просьбу, не смогла удержаться и попутно с сочным звуком шлепнула меня по попе.

— Ты получишь больше, чем мои пальцы. Наберись терпения.

Не могу точно вспомнить, что было потом. Думаю, я уткнулась в свою подушку, возбужденная до крайности этой замечательной складкой на постели и пальцем Месье в моем анусе, к которому он вскоре присоединился языком, что показалось мне верхом наслаждения.

Затем он неторопливо принялся буквально поедать меня, раздвинув мои ягодицы, но при этом самым жестоким образом обходя стороной мою киску. Даже когда я возмущенно подставляла ему свою вагину, Месье лишь слегка касался ее подбородком. Мне казалось, что я вся превратилась в трепещущую от ожидания плоть, раздувшуюся до невероятных размеров. Всего несколько месяцев назад (казавшихся мне тысячелетиями) обратиться к Месье в тот момент, когда он лизал мой анус, представлялось мне совершенно недопустимым, но теперь растущее желание стало таким сильным и настоятельным, что, вздрагивая ягодицами перед его носом, я пробормотала:

— Но сделай уже что-нибудь!

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Я снова уткнулась в подушку, не зная, что могло бы доставить мне большее удовольствие: его пальцы или рот, или, быть может, член? Как можно между этим выбрать? Масса ответов на вопрос Месье вызывала у меня головокружение, а его умелый язык, то длинный и бархатный, то твердый и проникающий, еще больше сбивал с толку. Я нахмурилась, прежде чем пробормотать в простыни:

— Сделай что-нибудь с моей киской!

Набравшись неизвестно откуда взявшейся наглости, я продолжила:

— Меня нервирует, что ты специально ее не касаешься.

Он тут же поднял свое лицо, я же из-за полусфер собственных ягодиц смотрела на него с полузакрытыми глазами, сгорая от возбуждения. Этот восхитительный рот обрел новые округлости, припухлость в результате долгих и умелых ласк, готовящих меня к проникновению, и в облике Месье ощущалось что-то звериное — словно хищника прервали в разгар пиршества.

Я слабым неуверенным голосом собиралась дать ему какое-нибудь указание, когда две сильные руки перевернули меня на спину, словно жука, и слова «зверь» стало недостаточно для описания Месье, стоящего на коленях с торчащим из черных волос твердым напряженным членом перед моими широко раздвинутыми ногами. Сколько плотоядности было в его взгляде, когда он перевел его на низ моего живота, который он удерживал в бесстыдной позиции своими большими руками. Он был похож на кого угодно, только не на хирурга, — потому что это было немыслимо, потому что любой инструмент в его руках тут же стал бы смертельно опасным! В целях моего полного и беспрекословного повиновения! Месье без одежды представлял собой лишь длинное стройное тело, очерченное вокруг его члена, сейчас единолично руководившего всеми его движениями, поведением, действиями по отношению ко мне.

Не осталось и следа от той утонченности, которую я тысячи раз нахваливала перед своими подружками, описывала в книге, представляла в фантазиях, идеализировала и тщетно искала у многих других. То, что сейчас творилось в мыслях Месье, было старо как мир и даже лежало в его основе, и, обнажив зубы, он прорычал, не сводя глаз с моей сочащейся щели:

— Не шевелись. Дай мне на нее посмотреть.

Продолжая глядеть на меня, он взял в руку свой член — от смущения я проворно, словно насекомое, вжалась в подушку. Я ожидала всего, кроме того, что он схватит меня другой рукой за горло, без всякой нежности, и в смятении мои глаза кричали: «Ты же не задушишь меня?». Поскольку ему было достаточно нажать чуть сильнее, и его жесткие пальцы, разрывая розовые хрящи, впились бы в мягкую плоть моего горла. Я неотрывно смотрела на него с таким ужасом, что Месье большим пальцем погладил меня по щеке, прошептав:

— Не бойся, девочка моя.

Мое сердце билось как птица, мне было трудно дышать.

Постепенно давление ослабевало, и я, болезненно сглотнув, смогла возобновить дыхание. Член Месье подрагивал в его правой руке, а я зияла самым постыдным образом со своей взбудораженной киской, раскрытой перед ним, всей моей плотью, приведенной в смятение, выставленной напоказ. «Господи, на кого я сейчас похожа», — подумала я, заставив себя поднять глаза на его сосредоточенное лицо.

«Ты похожа на шлюху, — ответил мне взгляд Месье. — Я вижу твой анус, твою киску, я вижу даже то, что у тебя внутри, и ты похожа на шлюху. Поэтому я такой твердый, готовый взорваться, наблюдая, как ты стонешь на простынях, с ускользающим взглядом и устами, уже не знающими, что сказать. Как будто им нужно что-то говорить. Как будто твои вторые губы не рассказали гораздо больше. Ты можешь прятаться, сколько хочешь, сжимать ноги, если желаешь. Я и так знаю, что скрывается между ними, какое маленькое ненасытное лоно, в слезах умоляющее о том, чтобы его скорее заполнили. Только послушай, какие похотливые крики ты издаешь. Прислушайся к себе. Твоя вагина широко раскрыта, вход расширен, а ты позволяешь себе закрывать глаза — какой в этом смысл, Элли? Почему я не могу иметь одновременно твой анус и твою душу? По какому праву ты налагаешь запрет на извращенные мысли, теснящиеся в твоей маленькой светловолосой головке, когда перед моим взором более искренний собеседник, чем ты, ради моих пальцев или члена, а может, даже ради моих губ и языка готов убить? Ты хочешь дать это кому-то другому? Какому-нибудь идиоту, который даже не поймет, какой подарок ты ему делаешь, не пряча глаз, Элли?