она поведет тебя обратно тем же путем, которым ты пришел.

Я решил, что теперь вернусь в тот мир, который оставил позади. Видимо, я ошибался, а может, она имела в виду нечто другое. Я ждал. Никто не появлялся. И все же что-то удерживало меня на высоком холме целый день и ночь.

Наверное, я спал, но тут же проснулся, ощутив приближение новой девы. Она подошла и встала рядом с высоким камнем.

— Приветствую тебя, — сказала она и улыбнулась. Зубы у нее были ровные и белые, лоб высокий и гладкий; глаза казались очень яркими. Зелено-золотая мантия не прикрывала босых ног.

В руках она держала сверток. Развернув ткань, она показала мне… мою собственную арфу.

— Что это? — спросила она голосом, способным очаровать птиц в небе. Я еще только думал, как ответить, а она уже предупредила: — Ты думаешь, что знаешь, но так ли это на самом деле?

— Я мог бы ошибиться, если бы не играл на этом инструменте тысячи раз, — ответил я. — Это моя арфа.

Она грустно покачала головой.

— Хотя ты утверждаешь, что это арфа, ясно, что ты не знаешь. Ибо если бы ты говорил правду, инструмент громко пропел бы свое имя. Звук твоего голоса вызвал бы музыку.

Девушка отвернулась и с грустью прислонила арфу к иссеченному рунами торчащему камню.

— За мной придет другой, он поведет тебя обратно тем же путем, которым ты пришел, — сказала она и исчезла, оставив меня в одиночестве.

Я ждал еще три дня и три ночи, и на четвертый день проснулся, чтобы увидеть высокого юношу, стоящего у камня — настолько неподвижного, что он сам мог быть частью этого камня. Как и у первой женщины, его волосы были темными, а глаза зелеными. На плечах плащ, голубой, как небо, из-под него виднелась зеленая рубашка. Дополняли наряд золотистые штаны с белым поясом. В руках он держал большую чашу.

Я встал и сердито сказал ему:

— Я долго ждал тебя.

— Даже если каждый удар сердца приравнять к тысяче лет, — ответил он, — ты не ждал и половины времени, потраченное на твое ожидание мной. — При этом он гневно сверкнул на меня глазами, подобными черным грозовым тучам. — Я ждал тебя всю жизнь.

— Кто ты?

— Я — Король Лета, — ответил он.

— Я ваш слуга, господин. — Я преклонил перед ним колени.

— Встань, маленький человек. Ты никогда не был моим слугой, — усмехнулся он. — Ибо как может слуга не узнать своего господина?

— Но я никогда вас не видел, — оправдывался я. — Но и без того готов служить вам во всем.

— Нет. Ты — фальшивый слуга. Будь ты и в самом деле моим слугой, услышал бы мой призыв. И знал бы, что у меня в руках.

— Но как вы могли звать меня, даже не зная моего имени?

— Мирддин, — ответил он печально, — еще до начала мира я воспевал твое имя.

— Простите меня, господин, — воскликнул я. — Я не слышал… я не знал.

Он посмотрел на меня с печалью и презрением и поставил чашу рядом с арфой. Я понял, что сейчас он уйдет.

— Господин, умоляю вас! Не уходите! — взмолился я.

Он остановился и оглянулся через плечо.

— После меня придет другой, он поведет тебя обратно тем же путем, которым ты пришел.

Затем Летний Король исчез, и я снова остался один. Я смотрел на камень и высеченные на нем символы; смотрел на арфу, но не играл на ней; и думал о смысле чаши.

Снова минули три дня и три темных ночи на вершине одинокого холма. Разбудили меня на этот раз удивительные звуки. Я встал и прислушался. Кто-то пел чистым, сильным голосом. Мое сердце забилось быстрее. Я узнал этот голос... хотя слышал его только один раз прежде — ибо нет подобного ему на всем свете, и вообще нигде больше. Я слышал голос, я узнал его!

Талиесин!

Глава 4

Ко мне приближался великолепный мужчина: блестящие волосы, как мерцающий лен, темно-голубой плащ, похожий на ночное небо, усыпанное звездами; белая туника, штаны из мягкой кожи. В правой руке он держал рябиновый посох, а через плечо на ремне висела арфа. Так мог бы выглядеть могучий бард Пендервид. Я застонал от сожаления, когда понял, что таких бардов на земле больше нет.

Великий Свет, где сильные мужи былого, чьи слова оживляли мертвых и воспламеняли добро в самых холодных сердцах? Где люди, славные великими делами, о подвигах которых слагают легенды?

— Привет тебе, Талиесин! — воскликнул я, спеша ему навстречу. Он, казалось, не слышал меня, потому что намеревался пройти мимо. — Талиесин, подожди! — закричал я. Он остановился и взглянул на меня, но не поздоровался.

— Я тебя знаю, маленький человек? — спросил он, и вопрос пронзил меня, как удар меча.

— Знаешь ли ты меня?! Но я… Талиесин, я твой сын.

Он внимательно осмотрел меня с головы до ног.

— Это ты, Мирддин? — спросил он наконец. Губы его неодобрительно поджались. — Что с тобой стало, сын мой?

— А что со мной такое? — ошеломленно спросил я. — Неужто я так сильно изменился?

— Сказать по правде, если бы ты сейчас не окликнул меня по имени, я бы тебя не узнал. — Он указал на инструмент, прислоненный к камню. — Это арфа Хафгана. Зачем она здесь?

Я смутился, поднял арфу и взял пару аккордов. Ничего, кроме бессмысленного набора звуков, мне извлечь не удалось. Я попытался спеть что-нибудь и смог издать только какой-то задавленный звук.

— Хватит! — воскликнул он. — Если не умеешь играть, оставь эту вещь! В твоих руках она бесполезней гнилой палки.

Затем он подвел меня к вершине холма и указал на голубовато-зеленое море, расстилавшееся под нами. Он велел посмотреть и сказать, что я вижу.

— Я вижу царство Могущественного Манавидана, — ответил я, — отделяющее островные народы друг от друга.

— А там? — Он указал на длинную полосу вдоль побережья.

— Я вижу волны, непрестанно движущиеся, белоснежных слуг Владыки Моря.

Талиесин нахмурился.

— Это не волны. Посмотри еще раз, Невежественный, но на этот раз смотри внимательно. Скажи мне, что