— Будет нужно, научишься. Ты поможешь мне закопать его и вытереть кровь?

— Да.

Вдвоем они кое-как оттащили солдата на задний двор и там с трудом вырыли в глинистой земле неглубокую яму. Потом вымыли полы в кухне, удивляясь тому, как сильно кровь въелась в дерево, — почти так же, как горе вгрызается в невидимую ткань человеческого сердца.

Им никто не помогал. Негры все знали, но они были столь напуганы случившимся, что бродили по дому, как тени, и даже не перешептывались между собой.

И все-таки Сара сказала:

— Мы пропали. Чего они не умеют, так это держать язык за зубами. Рано или поздно все станет известно.

— Ты имеешь в виду майора?

— Да.

— Ты предлагаешь застрелить и его?

— Ты бы смогла?

— Не знаю. Этого я убила в порыве гнева, но не уверена, сумею ли выстрелить хладнокровно.

Сама не зная, почему, Сара облегченно перевела дыхание.

— Хорошо.

— По крайней мере, — сказала Айрин, — пока он в нашей власти.

Сара не узнавала себя. Она, рафинированная южанка, хладнокровно рассуждала о том, убить или не убить человека, при этом едва смыв с рук чужую кровь!

Она с удивлением отметила, что привычные чувства к Айрин исчезли, уступив место чему-то иному. Сара видела, что и Айрин смотрит на нее без прежней враждебности. Сейчас только они двое могли отвечать за судьбу Темры и оставшихся в ней людей.

Через несколько дней после похорон Нэнси Лила сказала Айрин, что уйдет из Темры.

— Больше меня ничто не держит. Я слишком долго ждала и только теперь поняла, что должна действовать. Я попытаюсь найти Джейка.

Айрин так отвыкла делиться с кем-то своими мыслями и чувствами, что с трудом проговорила:

— Полагаешь, мне тоже надо отправиться на поиски Алана?

— Вы не знаете, где его искать, а Джейк дал мне имена своих родных и назвал город, в котором они живут. Неужели его родители не знают, где находится их сын!

— Сейчас повсюду опасно, дороги наводнены бродягами и убийцами!

— Все самое страшное уже случилось, — сказала Лила, и ее тон был бесстрастен, а глаза сухи. К тому же в стране полно бездомных негров, которые строят палаточные городки; думаю, я смогу найти там приют.

— Откуда ты знаешь об этом? Негритянская почта?

— Да. Мы пишем свою историю, которую нельзя прочитать в газетах и книгах.

— Ты все еще любишь доктора Джейка? — медленно произнесла Айрин.

— Да. И я должна найти его сейчас, пока мне еще есть что ему предложить, пока я еще помню то, что было между нами.

Айрин подумала о том, что в ее памяти иные, даже казавшиеся неизгладимыми воспоминания стерлись, обратились в прах, и сказала:

— Ты права. Отправляйся в путь, и будь что будет. Я не стану тебя утешать, просто расскажу правду о том, как мне удалось попасть в Америку. Мечты и упорство — вот то единственное, что ведет нас к цели, но мы никогда не знаем, какие препятствия встретим на этом пути и чем нам придется заплатить за наше счастье.

Джейк Китинг вернулся в Новый Орлеан в марте 1865 года, после того, как войска Шермана вошли в столицу Южной Каролины Колумбию и южане сдали порт Чарльстон, но еще до того, как был захвачен главный город Конфедерации Ричмонд.

С ним была Унга и ее сыновья: второго индианка родила прямо на корабле, ночью, во время качки, не издав ни единого стона. Его нарекли Бартом-младшим.

Когда Джейк увидел, что янки пощадили город, он не смог сдержать слезы радости.

Его любимый родной Crescent City[17], как прозвали его в народе, расположенный в том месте, где левый берег Миссисипи делает плавный изгиб, тонул в утренней дымке, нежной и легкой, как покрывало невесты.

Вдоль реки тянулись торговые ряды, креольские кварталы были украшены коваными оградами и изящными решетками, над узкими тротуарами нависали увитые зеленью балконы, а на площади перед собором Святого Людовика прогуливались люди.

Когда Джейк вошел в ворота родного дома, который покинул больше шести лет назад, у него защемило сердце.

Мать вышла к нему в знакомой с детства, переливчато-серой, будто грудка голубки, длинной плетеной шали, пахнущей кухней и домашним уютом. И сама она была точно голубка: маленькая, легкая, хрупкая.

Джейк передал Мелвина Унге, на руках которой надрывался плачем Барт-младший, наклонился к Кетлин Китинг и поцеловал ее.

— Сынок! Как я рада тебя видеть! Мы не знали, жив ли ты: ведь повсюду война!

— Я не был на войне, — сказал Джейк и оглянулся на Унгу. — Это жена моего друга, который попал в беду. Я обещал позаботиться о ней. Она поживет у вас вместе с детьми?

— Разумеется, милости просим! — дружелюбно промолвила Кетлин, и сын прочитал в ее глазах облегчение: очевидно, мать подумала, что это его жена и дети.

— Как отец и брат? — спросил Джейк.

— Входи, — ответила Кетлин, — сейчас обо всем расскажу.

Во внутреннем дворике было все также уютно и тихо: зеленели кадки с цветами и вьющимися растениями, в струйках солнечного света сверкали пылинки. Большой, старый, деревянный стол стоял на месте, как и грубо сколоченные, тяжелые, но такие надежные скамьи.

— Наверное, дети устали и хотят спать? — сказала хозяйка дома Унге и провела ее в дом, а потом обратилась к младшему сыну:

— Энгус и Ричард поссорились: твой отец отказался продавать товары янки, одно время лавка и вовсе была закрыта, а Ричард считал, что это глупо. Он не мог понять, чем имеющие твердое обеспечение деньги янки хуже обесценившихся банкнот Конфедерации. В конце концов твой старший брат отделился, и теперь у него своя торговля. А нам с Энгусом пришлось нелегко. Правда, потом твой отец… кое-что придумал, и дела пошли на лад. А я держу небольшой пансион для тех южан, что лишились крова. Пусть это не приносит большого дохода, но зато есть возможность помочь людям. Где ты был так долго, сынок? Почему не писал?

— Я уехал на золотые прииски и не смог вовремя вернуться из-за того, что началась война. Золота я не нашел, но врачебная практика приносила хороший доход, так что мне удалось скопить немного денег. А в остальном ничего не изменилось.

— Я уж подумала, ты женился на цветной! — шепнула мать, бросив взгляд на комнаты, где Унга укладывала детей.

— В Калифорнии многие заключают брак с индианками, — уклончиво произнес Джейк, и Кетлин покачала головой.

— Индейцы куда ни шло, все-таки это их земля, да они и не лезут, куда не надо, а вот негры — истинные дети Сатаны: из-за них началась эта проклятая война! Сколько белых мужчин и юношей погибло по вине черномазых! Недаром в нашей семье никогда не держали рабов — от них одни только беды. Чернокожие родились за океаном и никогда по-настоящему не приживутся в нашей стране! А мулаты и того наглее — возомнили себя наполовину белыми! Если столкнешься с ними на тротуаре, эти желтые обезьяны ни за что не уступят дорогу, только скалят зубы. А гулящие женщины?! Цветные проститутки — прости, что произношу это слово, сынок! — заполонили весь город! При этом глупые янки носятся с неграми, как с невиданной драгоценностью! В Новом Орлеане построили приют для чернокожих сирот — их кормят рисом и курицей, тогда как белые ребятишки грызут кукурузные кочерыжки.