– Ну и?… – взволнованно спросил Вителлий.

– Мы проиграли.

Тертулла разразилась злорадным смехом. Он был настолько отвратителен, что Вителлий с трудом удержался, чтобы не дать жене пощечину.

– Снова ты оказался неудачником!

Вителлий сделал вид, что не услышал слов Тертуллы.

– Откуда это известно? – обратился он к писцу.

– Претор Домиций объявил об этом на Форуме, – ответил Корнелий Понтик. – Сказал, что лично принимал участие в принятии этого решения. Контракт достался тем же трем банкирам, которые финансируют строительство цирка.

Вителлий набросил на плечи накидку. Он был в ярости.

– Пошли! – бросил он писцу. И на вопрос «Куда?» ответил: – К претору Домицию!

Домиций жил в одном из аристократических кварталов города.

– Доложи своему господину, что с ним хочет поговорить Вителлий! – сказал Вителлий рабу-привратнику. Тот, поклонившись, исчез и, вернувшись, проводил гостей в атриум.

На лице Домиция, одетого, как и положено по должности, в пурпурную тогу, была чуть смущенная, но дружелюбная улыбка.

– Приветствую тебя, Вителлий!

Сразу же перейдя к делу и рассказав о полученном им известии, Вителлий ожидал каких-то успокаивающих объяснений, негодующих заверений в том, что все выглядит совершенно иначе, но ничего подобного не случилось.

– Да, так оно и есть, – с ухмылкой ответил Домиций.

Гладиатор буквально потерял дар речи и смог заговорить только спустя несколько мгновений.

– Домиций, – начал он, – я уже долгое время ежемесячно выплачиваю тебе по тысяче сестерциев, веря, что твое влияние на государственные дела может оказаться для меня полезным. И не только тебе. Почти каждый высший чиновник получает от меня соответствующее его положению пособие. Я отдаю эти деньги не потому, что не могу найти им другого применения. Нет, до сих пор я считал их выгодно вложенными, потому что они возвращались ко мне в форме выгодных договоров. Теперь же меня обходят уже второй раз. Я становлюсь посмешищем, потому что какие-то мелкие сошки отбирают у меня выгодные сделки. Что ты можешь на это сказать?

Претор начал беспокойно расхаживать по комнате. Очевидно было, что он обдумывает ответ. Вителлий подумал об Антонии, к которой этот человек был так несправедлив и безразличен. Сейчас любовная связь с его женой выглядела почти что возмездием.

– Разумеется, – не спеша заговорил Домиций, – тысяча сестерциев – большие деньги…

– Много большие, чем приносит тебе должность претора, – перебил его Вителлий.

– …но, – продолжил Домиций, – полторы тысячи еще больше, а ты, должен сказать, не единственный, кому дорого мое расположение.

Лицо Вителлия приобрело пепельно-серый оттенок.

– Ты хочешь сказать, что другие предложили тебе больше, чем я?

В это мгновение в атриум вошла женщина, медно-рыжие волосы которой великолепно сочетались с темно-зеленой тканью туники. Она приветливо улыбнулась гостям.

– Антония, это гладиатор Вителлий и его писец Корнелий Понтик, – сказал Домиций. И, обернувшись к Вителлию, добавил: – А это моя жена Антония.

«Но это же невозможно! – едва не вырвалось у Вителлия. – Это вовсе не твоя жена, не Антония. С твоей женой я занимался любовью в садах Лукулла!» Не произнося ни слова, он смотрел на женщину и чувствовал, как у него словно спадает с глаз густая пелена. Он стал жертвой хитроумно задуманной интриги! Конкуренты, стремясь выведать его секреты, подсунули ему приманку, а он, наивный гладиатор, немедленно попался на удочку и, выдав в пылу страсти важнейшую информацию, поставил под угрозу все предприятие.

– Если ты будешь так смотреть на мою жену, – услышал он голос Домиция, – у меня, право же, появится повод для ревности.

– Для этого нет причины, – ответил Вителлий, – никакой, право же, причины!

С этими словами он распрощался и вышел.

Уже за воротами дома Вителлий произнес, обращаясь к своему писцу:

– Мне следовало бы ожидать чего-то подобного. Нельзя встречаться с женщинами на Мульвиевом мосту. Один раз судьба уже намекнула мне на это. У гладиатора бывает одна только невеста – арена.

Корнелий из сказанного господином не понял ни слова.

Вителлий тяжело дышал, густая борода его была пропитана потом. Обернутыми кожаными ремнями кулаками он наносил удар за ударом по вертикально подвешенному толстому стволу дерева, и каждый отзывался болью, пронизывавшей руку от костяшек пальцев до самого плеча.

– Быстрее! – рявкнул Поликлит. – И с большей силой. Твои удары должны быть подобны ударам молнии!

Гладиатор покачнулся. Боль в руке лишала его сил. Вителлий всегда боялся боли.

– Finis! – крикнул Поликлит. – Конец! – Наставник подошел к Вителлию и, глядя ему в глаза, негромко проговорил: – Если так будет и дальше, ты в первом же бою будешь лежать на песке арены. Ты отяжелел и стал слабее, тебе уже не под силу тягаться с молодежью. Тебе придется встретиться с бойцами, которые вдвое моложе тебя. Что ты сможешь им противопоставить?

– Мой тридцатилетний опыт, – сказал Вителлий.

Поликлит промолчал. Гладиатор и сам понял, как нелепо прозвучал его ответ. Правильным ответом было бы «Я просто вынужден вернуться на арену». За три дня до праздника Сатурналий Вителлий сообщил Тертулле о своем решении развестись с ней. Шаг этот был таким же свободным и добровольным, как и принятое в свое время решение жениться на ней. Согласно принятому при императоре Августе закону о браке, имущество супругов разделялось, так что Вителлий мог рассчитывать только на то, что было заработано им когда-то на арене. Впрочем, гордость не позволила бы ему взять хоть одинсестерций из состояния Тертуллы.

Опустив взгляд на посыпанный песком пол, Вителлий проговорил:

– Я сросся с песком арены и, когда придет время, останусь лежать на нем. Ни пурпур, ни блеск золота никогда не привлекали меня. Власть, влияние и богатство всегда лишь навязывались мне.

– Если ты принял решение вновь начать сражаться, – возразил Поликлит, – ты не смеешь выходить на арену, думая о том, что можешь быть побежден. У гладиатора должна быть одна только мысль – о победе.

– Дорогой Поликлит, – сказал Вителлий, опустив руку на плечо наставника, – я многим обязан тебе и знаю, что ты желаешь мне добра. Так что придется мне вновь привыкать к твоим замечаниям. Скажи честно, смогу я добиться успеха на арене?

Поликлит неуверенно покачал головой.

– Ты же знаешь поговорку, что гладиатор, хоть раз наблюдавший за боем с трибун, никогда больше не должен выходить на арену. И действительно, до сих пор подобные попытки заканчивались трагически. Но если существует кто-то, способный поломать это неписаное правило, то это ты, Вителлий. Быть может, боги будут на твоей стороне.