— Что там говорилось? — спросил Олифант.

— Ну, этого я точно не припомню. Много было таких слов сказано, что не ждешь услышать в воскресенье. Одни на «е» начинаются, другие — на «п». Пусть вам собственное воображение подскажет.

Рикардс спросил:

— А угрозы были?

— Зависит, что угрозами считать. Много было шума да крика. Только про Нийла этого не скажешь. Он просто стоял, и все. Такой белый, я думала, вот-вот в обморок упадет. Шумела-то больше всего Эми. Любой бы подумал: мисс Робартс на малыша с ножом напала. Я и половины всего не упомню. Спросите у Нийла Паско. Мисс Робартс вроде и не заметила, что я там была. У Нийла спросите и у Эми. Они вам расскажут.

— Вы тоже нам расскажите, — сказал Рикардс. — Очень помогает, когда от разных людей слышишь их мнение о том, что произошло. Более точная картина получается.

Вмешался Джаго:

— Более точная? Может, другая? Была бы более точная, если б все правду говорили.

На секунду Рикардс испугался, что миссис Джаго собирается опровергнуть это утверждение новой демонстрацией познаний в области семантики. Он поспешно произнес:

— Я уверен, миссис Джаго, что вы говорите правду. Поэтому-то мы и начинаем с вас. Вы можете вспомнить, что на самом деле было сказано?

— Кажется, мисс Робартс сказала, что, мол, заехала сообщить, что собиралась бросить это дело с иском, но теперь она ни за каким чертом его не бросит и добьется, чтоб их обоих до нитки разорили. «И вас, и вашу потаскуху». Прелесть, верно?

— Она произнесла именно эти слова?

— И еще много-много других, которые я точно не припомню.

— Я вот что хочу спросить, миссис Джаго: это мисс Робартс им угрожала или они ей?

Миссис Джаго впервые почувствовала себя не в своей тарелке. Немного погодя она сказала:

— Ну, угрожала-то ведь всегда она, кто же еще? В суд-то ведь она подала, не Нийл Паско.

— А потом что произошло?

— А ничего. Мисс Робартс села в машину и уехала. Эми оттащила малыша в фургон и дверью хлопнула. А Нийл был такой несчастный, я думала, он вот-вот разревется, и я решила: надо что-нибудь такое ему сказать, чтоб его подбодрить.

— И что же вы ему сказали, миссис Джаго?

— Сказала, что душа у нее черная, а сама она — злобная стерва и что кто-нибудь когда-нибудь ее за это прикончит.

— Не очень-то хорошо с твоей стороны, Дорис, — упрекнул жену мистер Джаго. — Да еще в воскресенье.

Дорис Джаго отреагировала безапелляционно, вполне довольная собой:

— Не очень-то хорошо, и не только в воскресенье. А только ведь я оказалась не так уж и не права.

— А дальше что было? — спросил Рикардс.

— Ну я поехала дальше доставлять журналы, а как же? Сначала поехала в старый пасторский дом. Обычно я туда не захожу — старики Копли и миссис Деннисон всегда присутствуют на утренней службе и сами забирают свои экземпляры. Но вчера их в церкви не было, и я малость беспокоилась, может, случилось что. Но ничего такого — они просто вещи собирали к отъезду и не успели на службу. Старики-то к дочери ехали, в Уилтшир. Я еще подумала: вот и хорошо, и для них хорошо, и для миссис Деннисон — она немножко отдохнет. Она мне чаю предложила, только я сказала, не могу ждать, потому что видела: она занята, готовит им к чаю еду поплотнее. Но все-таки я посидела на кухне минут пять, поболтала с ней самую малость. Она мне рассказала, что сотрудники на Ларксокене собрали очень даже хорошие детские одежки для благотворительной распродажи, они двойняшкам Блэйни как раз могут подойти, и сказала, хорошо бы Райан Блэйни захотел их купить. Она бы их оценила, и он мог бы выбрать, что надо, еще до того, как их увезут в Лидсетт на распродажу. Мы уже разок так делали, только подходить к этому приходится ужасно тактично. Ведь если он подумает, что это из милости, ни за что не возьмет одежки. Но ведь это не из милости, верно? Это же все идет на пополнение церковного фонда. Ну а я же вижу Райана, когда он в паб приходит, и миссис Деннисон подумала, лучше, чтоб это я ему предложила.

— А из пасторского дома вы куда отправились?

— Поехала в «Обитель мученицы». Мисс Мэар каждые полгода счет за журнал оплачивает, так что я с нее десять пенсов не должна получать. Иногда она занята бывает, а иногда ее дома нет, так что я просто опускаю журнал ей в почтовый ящик.

— А вы не заметили, была она дома в воскресенье или нет?

— Не заметила. Ни тени, ни запаха, как говорится. Потом поехала к последнему дому — к коттеджу, где Хилари Робартс жила. Ну, она к тому времени уж успела вернуться, а как же. Я видела: красный «гольф» перед гаражом стоит. А только я ей в дверь тоже никогда не стучу: не тот она человек, чтоб пригласить в дом хоть пять минут поболтать да чайку напиться.

— Так вы ее не видели? — спросил Олифант.

— Так я ж ее уже повидала, нет? А если вы спрашиваете, видела я ее еще раз или нет, так я вам отвечаю: нет, не видела. Но слышала.

Тут миссис Джаго замолчала — для пущего эффекта, Рикардс спросил:

— Как это — вы ее слышали, миссис Джаго?

— Я ее слышала через почтовую щель в парадном, вот как. Когда опускала туда журнал, разве не понятно? Ну и здорово же она с кем-то ругалась, доложу я вам. Просто настоящий скандал, иначе не назовешь. Второй за день. А может, и третий.

— Что вы этим хотите сказать, миссис Джаго? — спросил Олифант.

— Ну, просто я так подумала, и все тут. Мне показалось, когда она к фургону-то подъехала, что ее кто-то уже здорово накрутил. Щеки горят. Дерганая какая-то. Ну вы понимаете.

— И вы это смогли разглядеть из двери фургона?

— А как же. Хотите — считайте, что это особый дар.

— А вы могли бы сказать, с кем она разговаривала — с женщиной или с мужчиной? — спросил Рикардс.

— А это кто угодно мог быть. Я-то слышала только один голос, ее собственный. Но там точно кто-то еще был, если только она сама на себя не орала.

— В котором же часу это могло быть, миссис Джаго?

— Около четырех, я считаю, или чуть попозже. Ну, скажем, я к фургону подъехала в двадцать пять четвертого, а уехала без двадцати пяти. Прибавим четверть часа в пасторском доме, это у меня получится без пяти четыре, потом еще езда через мыс. Должно так и получиться — чуть позже четырех.

— А потом вы домой поехали?

— Точно. И я была здесь чуть позже полпятого, правда, Джордж?

— Может, и была, дорогая, — отозвался муж. — А может, и нет. Я же спал.

Через десять минут Рикардс и Олифант покинули паб. Джордж и Дорис смотрели вслед полицейской машине, пока та не скрылась за углом. Потом Дорис сказала:

— Что-то мне этот сержант не больно по душе пришелся.

— Ну, знаешь, мне они оба не очень-то по душе пришлись.