– О чем?

– Ты знаешь о чем.

– К сожалению, не знаю.

– Перестань! – усмехнулся голос. – Я с тобой серьезно гаварю, а ты! Вот ты в Ригу, я слышал, собрался, правильно? А зачем? Я тебя из Домодедово первым классом в Европу отправлю. Ты же знаешь, кто Домодедово держит…

Я знал, кто «держит» аэропорт Домодедово, об этом даже в газетах писали.

– Хорошо, – сказал я и посмотрел на часы. – Домодедово, через два часа. Я буду не один.

– А с кем?

Я посмотрел на Банникова, но он в испуге отрицательно замахал руками.

– С Банниковым, – все-таки сказал я.

– Очень хорошо, уже договорились! – радостно согласился Харунов. – До встречи, дарагой!

Я защелкнул крышечку трубки и протянул ее Банникову. Он возмутился:

– Зачем ты меня вмазываешь?!

– Очень просто, – объяснил я. – Чтобы ты не думал, что я с ними договорюсь за твоей спиной. Поехали.

– Но… но как он узнал, что ты здесь?

Я усмехнулся. Теперь, когда расклад всех карт определился, я почему-то сразу успокоился. Так десантник, стоя в открытой двери летящего самолета, успокаивается перед прыжком, так циркач, забравшись под купол цирка, успокаивается перед трюком без страховки.

– Масик, твой секретарь, – сказал я Банникову.

В отличие от Внуково, который практически не изменился с совковых времен и где по-прежнему такой же круглосуточный пассажирский табор, как на вокзалах в Тюмени или в Хабаровске лет двадцать назад, аэровокзал Домодедово перестроен на европейский лад, и здесь нет ни внуковской толчеи, ни очередей, ни неразберихи. Может быть, поэтому Swiss-Air и другие европейские компании стали перебираться из Внуково в Домодедово, хотя это на час дальше от города.

Мы сидели на втором этаже, в ресторане, и внешне, со стороны, это выглядело негромким дружеским разговором трех деловых людей. Но если бы какой-нибудь швейцарец или другой европеец из сидевших в ресторане иностранцев мог услышать этот разговор, он, даже зная русский в объеме полного курса славянского факультета Сорбонны, не понял бы в нем ни слова. И поскольку мой ноутбук тоже не знает этих слов и требует исправлений, перевожу на более употребимый русский, а непереводимые слова заменяю на тире и точки.

– Ты, … …! – не снимая своих темных очков, обращался Харунов к Банникову, который сидел весь в красных пятнах от страха. – Скажи спасибо, …, что 11 сентября биржа грохнулась на … и у нас напряг с капустой, … . А то бы я тебе, … , твои … лично отрезал и на … намотал!

– Я хотел сначала узнать, где деньги, – оправдывался Банников. – А потом вам…

– Только не …! Закрой своё …! – И Харунов показал на меня пальцем. – Человек не знал, куда он лезет, у нас к нему нет претензий. Но ты …!

– Я извиняюсь, – сказал Банников.

– «Я извиняюсь»! Ты мой … будешь сосать, а не «я извиняюсь»! Сильно крутой стал! Придется тебе … подрезать. Иди отсюда на …! Дай мне с человеком по делу поговорить. Иди, иди, …! Сядь там где-нибудь на …!..

Банников побитой собакой перешел за дальний столик и, поглядывая на нас, нервно крутил в руках ножку хрустального бокала.

Я понимал, что таким обращением с ним Харунов демонстрирует мне свою власть и силу. А мне стелет помягче, поскольку я ему нужен.

– Детский сад, …! – огорченно сказал про Банникова Харунов, хотя был старше его лет на десять, не больше. И, сняв темные очки, прикрыл веки, устало потер глаза своей короткопалой рукой.

О, если бы я не был готов к этому, это был бы мощный удар, просто нокаут!

Потому что на веках у Харунова – и на левом веке, и на правом – была короткая, но выразительная татуировка:

НЕ БУДИ

Насколько я знаю, такую татуировку не делали себе в зоне даже самые крутые авторитеты и воры в законе.

Подняв веки, Харунов испытующе глянул на меня своими острыми и желтыми, как у коршуна, глазами. Но я уже успел натянуть на лицо маску изумления и оторопи, и Харунов, пряча в усы удовлетворенную усмешку, снова надел свои темные очки.

– Ладно, – сказал он, переходя на светский тон и каким-то волшебным образом избавляясь от своего узбекско-кавказского акцента. – Ты летишь за пацаном и все делаешь, как считаешь нужным. Рыжий в твоем распоряжении, и его бабки тоже. Но учти, что время нас поджимает. Месяц – твой крайний срок.

– Нереально, – сказал я.

– Почему?

– Потому что пацана нужно вывезти из Штатов абсолютно чистым.

– В каком смысле?

– В юридическом. Пойми, пока он обыкновенный ребенок, он никому не нужен. Но как только он получит кожлаевские миллионы – за ним побегут все, кто только сможет. Папа, мама…

– Хорошо. Согласен. Сколько тебе нужно?

– Три месяца. Минимум.

Харунов вздохнул:

– А другого пути нет?

Я пожал плечами:

– Только взорвать «Бэнк оф Нью-Йорк».

– И что?

– Я шучу…

– Ну и шутки у тебя!.. Сколько там, ты сказал?

– Сто семнадцать лимонов.

– Ты знаешь номера счетов?

– Нет, конечно, – легко соврал я ему, как еще раньше Банникову.

– А где же остальные деньги?

Я развел руками. Цифры, которые были в фэбээровской справке Кимберли, знали только она, я и те, кто давал ей эту справку. Но, как я прочел в сайтах Всемирного торгового центра, четыре этажа в северной башне ВТЦ арендовало ФБР, и скорее всего именно там, по соседству с Уолл-стрит, должен был располагаться их Департамент по борьбе с экономической преступностью, или как там это у них называется. Но северной башни уже нет, Кимберли тоже, а я не такой идиот, чтобы Банникову, Палметову или тем паче этому Харунову выдавать всю информацию.

– Хорошо, – сказал Харунов. – Давай так. Все, что обещали тебе Рыжий и Палметов, – это фуфло, сам понимаешь. Как только ты привез бы ребенка, они бы тебя зарыли, это закон. Но теперь ты имеешь дело со мной, то есть все будет по понятиям, я ручаюсь. Пацана привезешь не сюда, а через Истамбул и Карачи прямо в Ташкент, я вас встречу. Если мы получим сто семнадцать лимонов – семнадцать твои. В натуре. Вообще-то это все наши бабки, но семнадцать ты за работу получишь, это святое. Договорились?

Я, выдерживая паузу, словно собираясь торговаться, посмотрел в окно. Там садились и взлетали «боинги» и аэробусы европейских авиакомпаний, их трапы были буквально в ста шагах от меня. Насчет Ташкента он меня уел, я этот вариант не просчитывал. Выходит, и среди бандитов есть сильные игроки, покруче нас. Конечно, если этого золотого мальчика, сына Кожлаева, я привезу сюда, ФСБ его еще у трапа возьмет под такую храну, что никакая ОПГ не достанет… И Банникова Харунов полоскал вовсе не для того, чтобы произвести на меня впечатление. А для того, чтобы Рыжий в страхе и в наказание за свои игры за спиной у Харунова оплатил всю операцию. Настоящий дуплет, ничего не скажешь!..