Вмешательство китайцев побудило японцев также усилить армию вторжения, состоявшую до тех пор всего из двух дивизий, и послать морем в Рангун подкрепление. Британские войска были реорганизованы в корпус под командованием Уильяма Слима, умного и практичного офицера гуркхов, который в итоге оказался лучшим британским генералом за всю войну. 24 марта японцы нанесли китайцам сильный удар на севере. Чтобы отвлечь на себя силы противника, британцы попытались перейти в наступление, но японцы взяли верх на обоих фронтах. Бирманский корпус, погибавший на восточном берегу Иравади, звал тех же китайцев на помощь. Стилуэлл имел все основания выплеснуть на англичан свое презрение. 28 марта он записывал: «Британские солдаты взбунтовались в Енанджауне. Уничтожают нефтяные поля. ГОСПОДИ БОЖЕ. За что мы воюем?» Но, к изумлению и Стилуэлла, и англичан, китайская дивизия во главе с одним из лучших своих командиров Сун Личеном добилась пусть и маленькой, но существенной победы, потеснив японцев. И хотя войска Британской империи были почти истреблены в боях на Иравади, Слим после этой битвы проникся величайшим уважением к солдатам Личена, благодаря которым Бирманский корпус был спасен от полного уничтожения.

Тем не менее удерживать долее Бирму союзники не имели возможности. Японцы убедились, что китайцы сражаются храбрее и энергичнее колониальных войск, но и китайцы вынуждены были вскоре начать отступление на север, до самого Китая: преследовавшие их японцы на границе остановились. Стилуэлл, весьма дурно обращавшийся с состоявшими под его номинальным командованием китайцами, теперь их бросил и отправился на запад с горсточкой американцев, в том числе корреспондентов, взяв с собой всего двух китайцев. Они две недели продирались сквозь джунгли, пока не добрались к 20 мая до Имфала в принадлежавшем британцам Ассаме. Здесь, в безопасности, Стилуэлл писал: «Нам задали адскую трепку. Это было адски унизительно. Нужно понять, отчего так вышло, и вернуться». Слим к 30 апреля переправил своих людей через Иравади, а затем отступил на запад по следам дезертиров и мародеров, успевших изрядно запугать местное население. 3 мая Бирманский корпус начал под огнем японцев переход через реку Чиндуин – границу между Бирмой и Индией. Взвод бирманских стрелков, охранявших штаб-квартиру Слима, погиб в эту ночь. Большую часть войска удалось переправить, однако почти весь транспорт и крупные орудия – «2000 грузовиков, 110 танков и сорок пушек» – пришлось оставить на восточном берегу. А на той стороне уцелевших ждал не слишком теплый прием. «Отношение [в Индии] к нам, вышедшим из Бирмы, было чудовищное, – вспоминал капрал Уильям Норман. – Всю вину за поражение свалили на нас»56.

Японцы прошли Бирму насквозь за 127 дней, преодолели 2700 км со средней скоростью 50 км в день, провели 34 сражения. Англичане потеряли 13 000 человек убитыми, ранеными и пленными, а японцы – всего 4000. По масштабам эта катастрофа уступала малайской, тем более что Слим руководил отступлением достаточно умело. Тем не менее теперь к японцам перешли все владения англичан в Юго-Восточной Азии, и они стояли у врат Индии. Один житель тех мест изумился при виде белых военнопленных, принужденных работать наряду с туземцами: «Мы всегда смотрели на белых снизу вверх, но японцы открыли нам глаза: вот они метут пол рядом со мной, босиком»57. Однажды сделав это открытие, азиатские страны его уже не забудут. И еще одна потеря: почти на три года закрылся путь в Китай через Бирму.

Насильственное переселение мирных жителей стало еще одной жуткой приметой этой войны в разных уголках мира, который яростно выдирали друг у друга воюющие армии. Мало кто из бирманцев бежал от приближавшейся японской армии: в большинстве своем туземцы не страшились завоевателей, а напротив, рассчитывали на их милости. Когда только что набранная Армия обороны Бирмы промаршировала через Рангун под благосклонным взглядом мобилизовавших эти отряды японцев, один из горожан с восторгом писал: «Какое прекрасное зрелище – бирманские солдаты и офицеры в форме и с разнородным оружием, какое кому досталось, с трехцветными повязками на рукавах, с торжественным выражением лиц»58.

Однако в Бирме проживал без малого миллион индийцев – одни господствовали в торговле, другие выполняли грязную работу, столь необходимую сахибам, но отвратительную на взгляд бирманцев. Местные националисты индийцев не любили и боялись. Удирая от победоносных японцев, британцы и пальцем не шевельнули, чтобы помочь сотням тысяч полностью зависевших от них людей. Разумеется, белые господа были слишком озабочены собственным спасением. Но, так или иначе, англичане вновь поступили вопреки подразумеваемому «кодексу империи»: покоренные народы в обмен на служение белым господам рассчитывали на их защиту и покровительство. Беженцы побогаче покупали авиабилеты или бронировали каюты на отправлявшихся в Индию кораблях. Бирманские индийцы с горечью прозвали путь по реке Чиндуин «белой дорогой», потому что ею фактически пользовались только англичане и евразийцы. Пыхтя вверх по реке, пароходы проплывали мимо плывших вниз по реке трупов – несчастных индийцев, погибших на «черном пути» по суше.

Те, кто не мог купить себе билеты на пароход – спасение за деньги, – брели по дорогам и тропам на север и на запад, в Ассам. Май – сезон муссонов, дождь и грязь преграждали путь и счастливчикам в автомобилях, и босоногим беднякам. По дороге их грабили, зачастую насиловали. За крошку еды они платили вдесятеро. Они умирали от дизентерии, малярии, лихорадки. На паромах и контрольно-пропускных пунктах алчные полицейские вымогали последние рупии. Никто не считал, сколько индийцев погибло весной и летом 1942 г. на пути в Ассам, но жертв было не менее 50 000, а возможно, и намного больше. Их скелеты белели вдоль дорог еще долгие годы к стыду англичан, которые вернулись в страну и вновь проходили тем же путем. У Таргум Хилл на пути в Ледо офицер в поисках отставших солдат набрел на мертвую деревню:

«На росчисти кривились обветшалые хижины, где ютились и умерли вместе целые семьи. Я обнаружил мертвого ребенка в объятиях мертвой матери. В другой хижине – труп еще одной женщины, погибшей в родах, дитя так и не вышло из ее чрева. Более 50 человек умерло только на этой росчисти. Некоторые набожные христиане втыкали в землю маленькие деревянные кресты на том месте, где остались умирать, другие скелеты сжимали в костяных пальцах фигурки Девы Марии. А вот скелет солдата в пилотке: его хлопчатобумажный мундир истлел, но шерстяная пилотка все так же браво сидит на ухмыляющемся черепе. Прожорливые джунгли успели поглотить часть хижин, скрыли скелеты, обратили их в прах и плесень»59.

Среди беженцев было много католиков смешанной расы из португальского Гоа. Таможенный офицер Жосе Салдана много дней шагал через джунгли с семнадцатилетним сыном Жорже (остальных членов семьи удалось отправить на корабле, забитом насмерть перепуганными беженцами). По пути отец и сын терпели чудовищные лишения, а однажды, на привале в джунглях, пережили райские мгновения: девушка по имени Эмили Крус пела им, «ее голос, прекрасный и чистый, плыл в тишине ночи, распевая “Бледно-голубое платье” (Alice Blue Gown)»60. Потом Жорже одолела дизентерия. Он попросил отца идти дальше, оставив его под деревом в джунглях. Несколько часов спустя юноша заметил поблизости женщину из племени Нага – охотников за головами. Страх помог ему превозмочь слабость, и Жорже вновь пустился в путь. Он брел на северо-запад, поддерживая в себе силы ягодами: поскольку эти ягоды ели обезьяны, мальчик решил, что они безвредны и для человека. Однажды Жорже увидел стаю бабочек чудесной красоты – очарованный, он подошел ближе и с омерзением понял, что они питаются жидкостью, сочащейся из разложившегося трупа. В конце концов Жорже повезло: он перешел границу, оказался в безопасности, нашел родных. Далеко не все оказались такими счастливчиками. В долине Хуконг мальчики из католической школы наткнулись на тело своего директора Лео Менензеса: слабое сердце не выдержало долгого перехода.