— Никогда не мог понять, в чем тут прелесть, — заметил Ребус. — Как и с игрушечной железной дорогой.

— Автомобили — дело другое. Тут возникает иллюзия скорости, и можно обгонять. А кроме того… — Палец Реншоу посильнее нажал на кнопку акселератора, — если тебя занесло на повороте и произошла авария… — Автомобильчик, перекувырнувшись, скатился с трассы. Реншоу достал его и вновь поставил на место на полотне дороги. Нажал кнопку и возобновил бесконечную гонку. — Видишь? — сказал он, обернувшись к Ребусу.

— Всегда можно начать сначала? — догадался тот.

— Ничего не случилось и не поломалось, — кивнув, подтвердил Реншоу. — Все по-прежнему.

— Но это лишь иллюзия, — уронил Ребус.

— Утешительная иллюзия, — согласился его кузен. Он помолчал. — А у меня в детстве была такая автоматическая трасса? Я что-то не помню.

Ребус пожал плечами:

— У меня так точно не было. Если они и продавались, то, наверное, очень дорого стоили.

— Сколько денег мы угрохивали на детей, а, Джон? — Лицо Реншоу осветилось улыбкой. — Все самое лучшее — им, для детей ничего не жалели.

— Наверно, дорого тебе обошлось учить двоих в Порт-Эдгаре.

— Да уж, не дешево. У тебя ведь всего одна, если не ошибаюсь?

— Она уже взрослая, Аллен.

— Кейт тоже почти взрослая… у нее теперь другие интересы.

— Кейт — девочка с головой на плечах. — Ребус увидел, как автомобильчик снова слетел с трассы и грохнулся возле него. Он поднял его и поставил на трассу. — Катастрофа, в которую попал тогда Дерек, она ведь не по его вине случилась?

Реншоу покачал головой:

— Стюарт был очень азартным. Счастье еще, что Дерек тогда не пострадал.

Он включил двигатель автомобильчика. Ребус заметил в коробке еще один автомобильчик, синий, и возле левого ботинка кузена другой пульт.

— Что, устроим гонки? — спросил он, беря в руки черную коробочку пульта.

— Почему бы и нет? — согласился Реншоу, ставя автомобиль Ребуса на стартовую линию. Поставил свой автомобильчик, затем переставил подальше, ему наперерез, затем оба автомобильчика ринулись к повороту, но автомобиль Ребуса тут же слетел с трассы. Встав на четвереньки, Ребус достал его и вновь поставил на трассу, но автомобиль Реншоу к этому времени уже успел обогнать его на целый круг.

— У тебя практики было больше, — пожаловался Ребус, отступив от трассы. Из люка тянуло теплым воздухом, и только это обогревало неотапливаемый чердак.

— Давно ты здесь? — спросил Ребус.

Реншоу провел рукой по своей щетине, больше походившей теперь на бороду.

— С утра, — сказал он.

— А где Кейт?

— Помогает члену парламента.

— Входная дверь не заперта.

— Да?

— Кто угодно мог войти. — Ребус подождал, пока автомобиль Реншоу нагонит его, и теперь следил, как обе игрушки бегут по трассе, встречаясь то в одном, то в другом пункте.

— Знаешь, о чем я думал прошлой ночью? — спросил Реншоу. — По-моему, это прошлой ночью было.

— О чем?

— О твоем отце. Я любил его. Он мне фокусы показывал, помнишь?

— Вынимал монетки у тебя из уха?

— А потом они куда-то исчезали. Он говорил, что научился этому в армии.

— Наверно.

— Он служил на Дальнем Востоке, да?

Ребус кивнул. Отец никогда не рассказывал о своем военном прошлом серьезно, всегда это были какие-то анекдоты, забавные истории. Но потом, уже в старости, он поделился тем, какие ужасы приходилось ему видеть.

Это ведь не были профессиональные солдаты, Джон. Это были призывники — банковские служащие, продавцы, рабочие. Война изменила их, всех нас изменила. Да и как могло быть иначе?

— Дело в том, — продолжал Аллен Реншоу, — что, думая о твоем отце, я стал думать о тебе. Помнишь день, когда ты повел меня в парк?

— И мы играли там в футбол?

Реншоу кивнул и слабо улыбнулся.

— Помнишь?

— Может быть, не так отчетливо, как ты.

— О, я-то помню! Мы играли в футбол, а потом подошли какие-то парни, твои знакомые, и мне пришлось играть одному, а ты стал разговаривать с ними. — Реншоу замолчал. Трассы автомобильчиков опять пересеклись. — Вспоминаешь?

— Не очень. Но наверное, так и было. — Приехав домой в отпуск, он уж конечно должен был общаться с друзьями.

— Потом мы пошли домой. Вернее, ты пошел со своими друзьями, а я поплелся следом, таща мяч, который ты купил для нас обоих… Нет, вот это вспоминать не нужно… Не хочу.

— Что вспоминать не нужно? — Внимание Ребуса было занято автомобильчиками.

— То, как мы проходили мимо паба. Помнишь паб на углу?

— «Боухилл-отель»?

— Именно. Мы проходили мимо, и ты, повернувшись ко мне, велел подождать тебя снаружи. И голос у тебя стал другим — жестче, как будто ты не желал показывать этим парням, что мы с тобой друзья.

— Ты уверен в этом, Аллен?

— О, абсолютно уверен. Потому что вы втроем пошли в паб, а я остался сидеть на обочине и ждать. В руках у меня был мяч. Через некоторое время ты вышел, но лишь затем, чтоб вручить мне пакетик чипсов. Ты вернулся в бар, а потом появились твои приятели и один из них выбил мяч у меня из рук. Они убежали с мячом и стали, смеясь, перекидываться им и пинать его ногами. Я плакал, но ты все не выходил, и я понимал, что идти в паб не должен. Поэтому я поднялся и пошел домой один. Я заблудился, но потом спросил у кого-то дорогу. — Автомобильчики спешили к месту, где менялись трассами. Приехав туда одновременно, они оба слетели, перекувырнувшись. Оба мужчины не пошевелились, чтобы прийти им на помощь. На секунду чердак замер в безмолвии.

— Ты пришел домой позднее, — нарушил молчание Реншоу, — и никто ничего не сказал, потому что я никому не рассказал о том, что произошло. Но знаешь, что больше всего меня обидело? Что ты так и не спросил, где мяч, и я понял почему. Не спросил, потому что и думать забыл о нем. Наплевать тебе было на него. — Реншоу помолчал. — И я опять превратился в маленького мальчика, перестав быть твоим другом.

— Господи, Аллен…

Ребус силился вспомнить, как все это было, и не мог. Помнил солнечный день и как они играли в футбол, а больше — ничего.

— Прости меня, — наконец выговорил он.

По щекам Реншоу покатились слезы:

— Я ведь был твоим родным, Джон, а ты обошелся со мной, как будто я тебе никто.

— Аллен, поверь мне, я никогда…

— Вон! — закричал, захлебываясь слезами, Реншоу. — Вон из моего дома!

Он встал на затекших ногах. Ребус тоже поднялся. Они стояли, неловко ссутулясь, упираясь головой в потолочные балки.